Избрали конкурсную комиссию под председательством старого слесаря Акулинушкина. Был он, надо сказать, немалою язвой, и вообще гнидой, но дело свое знал и в народе пользовался уважением. Об участии заявили одиннадцать человек: начальник механических мастерских, пара инженеров, рабочие, по большей части – слесаря, ну и Кузьма Бирюков, само собой. Через две недели на суд комиссии представлено было десять гудков: на один тон и на два, имелся, кажется, даже на три тона. Однако же бирюковского среди них не оказалось. Прослушивать решили по гудку в день, ровно в полдень, без выходных.
Настал первый день конкурса. Тройка членов жюри важно расселась у входа в контору за покрытым красной материей столом. Вокруг собралась огромная толпа болельщиков – почитай, вся шахта, кто в ту пору не был на смене, да еще бабы с ребятишками.
– Это чей же сейчас гудеть будет?
– Николая Арсентьевича.
– Воробьева? Ну, этот сделает, золотая голова! – заявляли одни.
– Чего он там сделает, спец недорезанный, – не соглашались другие, державшие руку конкурентов Воробьева.
– А чего ж не гудит-то, вроде двенадцать уже!
– Не, рано еще, Акулинушкин – он потачки не даст!
Все глаза были прикованы к установленному на крыше котельной гудку, необыкновенно красивому, выточенному из красной полированной меди. Наконец Акулинушкин взмахнул большим синим носовым платком. Гудок выкинул струю пара и протяжно заревел. Звук был басовит, но, по мнению большинства, слишком уж свиреп и мрачен, словно рык голодного зверя. Постепенно он делался все ниже и начал неприятно давить на животы слушателей. Под конец сорвался на хрип и затих. Наступившее молчание нарушил, как положено, председатель комиссии. Солидно прокашлявшись, Акулинушкин постановил:
– Нет, ентого нам не надобно. Больно жуток. И звучит хрипло.
Стоявший тут же инженер Воробьев всплеснул от огорчения руками и поплелся прочь. Впрочем, части собравшихся его гудок очень даже понравился, и они горячо отстаивали свою позицию:
– И что ж с того, что жутко кажется? А может, оно так и надо, чтобы жутко было? Чтоб народец прочувствовал, значит? Порядок быть должон или нет?
На другой день слушали гудок токаря Тепцова. Тот дал звук приятный, но слабый, слабее даже, чем был у старого гудка. Следом настала очередь молодого слесаря Сивченко – у этого звук вышел, правда, сильным, но каким-то визгливым. Ну и пошло-поехало. За десять дней пропустили все гудки, и ни один по той или иной причине не подходил. Комиссия все больше склонялась к тому, что, раз такое дело, лучше оставить старый, проверенный гудок, а от добра добра искать нечего. В последний день конкурса начальник шахты, как бы невзначай, зашел к Бирюкову домой. Тот как раз одевался на работу.
