Нам остается только поздравить Сергея с этой замечательной инициативой и позавидовать его многочисленным родственным связям.
Тут же имелась и фотография Сметанкина, впрочем отфотошопленная, пригламуренная, отчего черты лица, и без того неуловимые, казались совсем неопределенными.
– Папа, – сказал я, – не хочу тебя огорчать, но это афера. Сплошное вранье.
– Почему ты никогда не веришь людям? – вспыхнул папа. – Почему всегда думаешь о людях плохо?
Он думал хорошо обо всех, кроме меня. И кроме своих бывших сослуживцев. Вообще, обо всех, кроме тех, кого знал лично.
– Потому что я знаю этого человека.
– Вздор, – сказал папа, – откуда ты его можешь знать? Он тебя на порог не пустил бы. Приличный человек, своя фирма.
– Ты же сам всегда говорил, что все бизнесмены – жулики.
– Бизнесмен – это одно, – сказал папа, – а деловой человек – совсем другое. Я пойду. И тетя Лиза пойдет.
– Куда? – Я вернул ему газету, и теперь он прижимал ее к себе. Я увидел, что руки у него дрожат.
– На собрание родственников, – сказал папа, – наконец-то у меня завелся приличный родственник. Не то что ты.
Я стоял посредине темноватой, грязноватой комнаты с пузырящимися обоями и не знал, что сказать.
– Что смотришь? – раздраженно сказал папа. – Его прабабушка, та, которая переехала в Красноярск и вышла замуж за профессора географии, – это ведь и твоя прабабушка. Только он не Хржановский, а Крыжановский. И они в Тибет вместе в экспедиции ходили, а потом пропали без вести там, и слава богу, что пропали. Наверное, их махатмы предупредили, потому что за ним уже пришли. Засаду устроили у них на квартире, месяц не уходили, надеялись, что вернутся. И вот один из них, Яков, совсем молодой еще, и их старшая дочь, Вера… Там была большая семья, строгих нравов, она их не приняла. Так что он уехал и маму с собой увез. Она уже была Соней беременна.
– Папа… – сказал я и замолчал.
– Но в войну они помирились, – продолжал папа, – мы у них жили, в эвакуации. И мама, и я, и Сонечка. Жалко, Будду продать пришлось, бронзового. Здоровенный такой Будда был. Они из Тибета его привезли, из первой экспедиции. Или из Монголии, не помню. Мама взяла его на память, когда уезжала. Я помню, у них было много всяких странных штук, наверное, еще остались. А Будда этот даже оккупацию пережил, мама его черной краской выкрасила и оставила у Анюты в дворницкой, Анюта его вместо груза использовала, когда капусту квасила. А потом, после эвакуации, вернула, вот были же честные люди. Его керосином оттерли, и он стал как новенький. А потом ты маленький болел очень, острый аппендицит с осложнениями какими-то… Мы тебе лучшего хирурга нашли, но Будду пришлось в комиссионку сдать. От тебя вечно одни неприятности.
