Её творческие поиски в создании образов в операх, много лет не сходивших с театральных сцен, не принесли ей того успеха, которого заслуживала обаятельная, умная певица. Беллинчиони считалась артисткой одаренной, обладавшей несомненной силой воздействия, но исполнение ее трактовалось подчас как надуманное и считалось спорным. Даже Бойто, либреттист вердиев-ского «Отелло», изысканный композитор и тонкий музыкант, которому Верди поручил найти певицу на роль Дездемоны, не видит в Беллинчиони ничего заслуживающего внимания. И даже больше: нашел ее неискренней, а исполнение — лишенным подлинного драматизма. И вдруг на премьере «Сельской чести» (17 мая 1890 г., за три года до того, как услышал оперу Титта Руффо) взволнованная римская публика увидела артистку-певицу, поразившую всех новизной, силой и правдивостью исполнения. Джемма Беллинчиони нашла себя. В современном, простом и вместе с тем театрально-эффектном сюжете, в трагическом любовном эпизоде из жизни сицилийской крестьянской девушки, в новом оперном стиле, с его подчеркнутой драматической экспрессией, с его чувствительной любовной лирикой, разливающейся в широко напевной мелодии, с его необыкновенно острыми вспышками страстной эмоции. Беллинчиони, артистка чутко воспринимавшая биение пульса современности, почувствовала себя в своей стихии. С этого вечера певица стала одной из ведущих артисток в рождавшемся новом репертуаре. Она создала галерею женских образов в операх Масканьи, Джордано, Пуччини и многих других. От нее пришел в восторг Массне, увидев ее в написанной им по роману Доде опере «Сафо». Ею восхищался Рихард Штраус, когда она исполняла роль Саломеи в одноименной музыкальной драме немецкого композитора. Но роль Сантуццы осталась как бы «коронной» ролью Беллинчиони и вошла в историю исполнительского искусства как новое достижение в области раскрытия музыкального образа. Роль Туридду в тот знаменательный для Титта Руффо вечер исполнял Роберто Станьо. Это был уже не молодой, но не растративший творческого пыла прославленный тенор, «сицилийский волшебник», как называли его поклонники. Певец отличался исполнительским обаянием, подкупающей экспрессией в подаче музыкальной фразы, был на редкость вдумчивым, тонким знатоком и мастером вокальной техники, что позволило ему великолепно усовершенствовать, свободно владеть и хорошо сохранить свой от природы далеко не совершенный голосовой аппарат.
Вот какими были выдающиеся артисты, которые впервые приобщили юного Титта Руффо к искусству. Не удивительно, что он был потрясен до глубины души, потрясен до слез и не мог отделить образов Сантуццы и Туридду от Беллинчиони и Станьо. Мало того, потрясение принесло плоды неожиданные и реальные: у Титта Руффо вдруг «открылся» голос. В каком-то немом экстазе юноша возвращается из театра домой и, несмотря на поздний час, заставляет брата повторить на флейте заворожившую его мелодию. Он не читает, как обычно, текста либретто, о нет! Он начинает петь. Поет все громче и уверенней, поет прекрасным, сильным чистым тенором. И вот, несмотря на то, что давно наступила ночь, в соседних домах открываются окна, люди встают с постелей, прислушиваются, аплодируют, Кто-то кричит «браво»... Это ведь Италия, и равнодушных к красивому сильному голосу нет. «Это был мой первый успех в качестве певца»,— вспоминает Титта Руффо. В общем это похоже на чудо. Но на самом деле чуда не было, а было лишь первое проявление той характерной для великого баритона гениальной вокальной интуиции, заставлявшей его мгновенно схватывать все особенности механизма подачи голоса, безошибочно ощущать законы дыхания, находить верное направление резонирующей звуковой струе. Можно даже сказать, что эта удивительная особенность в какой-то степени лежала в основе его выдающегося вокального мастерства. Известный русский писатель Александр Иванович Куприн встретился с Титта Руффо на итальянском курорте Сальсомаджоре за несколько лет до первой мировой войны. Певец уже тогда был знаменитым и успел побывать на гастролях в Петербурге и Москве. «Титта Руффо,— вспоминает Куприн,— изумительно имитировал пение Шаляпина, Тартакова и Леонида Яковлева: их тембры, их манеру давать голос, их своеобразные приемы. ..» Вряд ли можно расценивать удивившую Куприна особенность — поскольку речь идет о Титта Руффо — как некое звукоподражательное воспроизведение чисто внешних признаков, отличающих одного артиста от другого. Скорее всего это — проявление удивительной интуиции, позволявшей певцу мгновенно схватывать и применять все особенности чужого вокального механизма. И вот, в тот знаменательный вечер, когда юный Руффо, не помня себя от волнения, приобщился к искусству, он, по всей вероятности инстинктивно, но всем существом своим участвовал в переживаниях действующих лиц и незаметно для себя «внутренне» пел вместе с ними, то есть и правильно дышал и рационально производил все движения, связанные с процессом звукоизвлечения. Голос же у него, несомненно, уже был от природы поставлен так, что понадобился только толчок, только реальное восприятие вокального искусства выдающихся певцов, чтобы этот голос и у него зазвучал и понесся.
