Наконец он замолчал. Лицо его светилось энтузиазмом. Он был уверен, что не может быть никаких возражений против столь радужной перспективы. Немного помолчав, Виктория спросила, потому что ей очень важно было знать:
— Интересно, почему ты подумал обо мне?
— Наверное потому, что ты это ты.
— Ты хочешь сказать глупая?
— Нет, не глупая.
— Тогда готовая все простить.
— Ты просто не можешь быть другой. Этого у тебя не отнимешь. Кроме того, нам было хорошо вместе. Совсем неплохие были времена. И ты была рада меня видеть, я в этом уверен. Иначе ты бы не впустила меня в дом.
— Оливер, не все душевные раны выставляют напоказ.
— И что это должно означать?
— Наверное, в наказание за мои грехи я любила тебя. И ты это знал.
— Видишь ли, — осторожно напомнил он, — я никого не любил. И ты это знала.
— Кроме себя самого.
— Возможно. И своей работы.
— Я не хочу, чтобы кто-то причинял мне боль. Я не желаю больше страдать.
На губах его появилась улыбка.
— Очень решительное заявление.
— Я никуда с тобой не поеду.
Он ничего не ответил, но не отводил своих светлых немигающих глаз от ее лица. От сильного ветра в окнах задребезжали стекла. На улице завели машину. Женский голос окликнул кого-то по имени. Возможно, они собирались к кому-то в гости. Издалека доносился приглушенный шум уличного движения.
— Ты не можешь на всю оставшуюся жизнь оградить себя от душевных травм. В противном случае тебе придется отказаться от всякого рода общения.
— Я только говорю, что не хочу, чтобы ты причинял мне боль. У тебя это слишком хорошо получается.
— И это единственная причина, почему ты не хочешь с нами ехать?
— Я думаю, одной этой причины вполне достаточно, но есть и другие, более практического характера. Во-первых, я работаю.
— Продаешь одежду каким-то дурочкам. Позвони в магазин и отпросись, придумай какой-нибудь повод. Скажи, у тебя умерла бабушка или что у тебя появился ребенок… и это, кстати, будет почти правдой. Подай заявление об уходе. Я теперь богат. Я о тебе позабочусь.
— Это ты мне уже обещал. Давным-давно. Но обещание не выполнил.
— У тебя поразительная память.
— Некоторые вещи очень трудно забыть.
Ее маленькие каминные часы мелодичным звоном пробили двенадцать. Виктория поднялась, поставила рядом с ними пустой стакан и увидела в зеркале Оливера, который наблюдал за ней, глядя в зеркало, висевшее на противоположной стене.
— Ты боишься? Может быть, дело в этом? — спросил он.
— Да.
— Меня или себя?
— Обоих. — Она отвела глаза от зеркала. — Пойдем-ка ужинать.
