8
Любопытно, между прочим, что основу ряда слов, которые как бы автоматически ассоциируются с буквами, составляет чередование Р и М: Разум, Рама, Ремень... А то, что слово "мир" внутренне монограмматично для Хармса (оно и читается как "М и Р"), подтверждается и записью в дневнике: "Весь мир -- окно -- Эстер" (ГББ, 101).
Еще раз вглядимся в отношение имен Эстер и Рая, как они вписаны в "окно". Эстер -- звезда, в нем звучит некое высказывание, ус
__________________________
45 Подорога Валерий. Выражение и смысл. М.: Ad Marginem, 1995. С. 94.
46 См., например: Blanchot Maurice. La solitude essentielle et la solitude dans le monde // L'Espace litteraire. Paris: Gallimard, 1955. P. 341--344.
Окно 65
кользающее от нас потому, что оно скрыто именем: "есть Р". Эстер означает утверждение Р, а следовательно, оно содержит в себе и самоотрицание, потому что Р -- это Рая. Утвердительная форма имени есть стирание его самого, его замещение.
В слове "мир" или "мыр" мы имеем одновременное соприсутствие или чередование элементов. При этом существование их дается через соединительный союз "и" именно как сосуществование, как "бытие с" (Mitsein). Для Хармса очень существенна эта двойственная форма сосуществования -- "там" и "тут", "вот и "вут" и т.д. (об этом подробнее ниже).
Характерный пример такого "двойственного" бытия -- девятый "случай" серии -- "Сундук". Здесь рассказывается, как "человек с тонкой шеей" забирается в сундук, начинает задыхаться в нем и наблюдать "борьбу жизни и смерти". Эта борьба понимается как чередование бытия и небытия. Смерть постоянно отменяется жизнью, жизнь смертью. В конце концов их чередование переходит в некое мерцание, которое может быть обозначено как "пауза", как состояние неразличимости элементов. Это состояние оказывается принципиально неописываемым:
Ой! что же это такое? Сейчас что-то произошло, но я не могу понять, что именно. Я что-то видел, или что-то слышал!.. Ой! опять что-то произошло! Боже мой! А это еще что такое? (ПВН, 363)
"Событие" тут располагается вне субъективности. Субъект не может его пережить, оно как бы существует вне его самого, в области действия автономной словесной машины. Человек с тонкой шеей не может описать происходящее в принципе по той же причине, по какой Хармс не мог вспомнить и записать "слово". Но в данном случае чередуются не буквы, не согласные, а состояния бытия и небытия, создающие "паузу" в бытии и паузу в дискурсе.
