У него есть выход, и он поспешит воспользоваться им!
Шубин обернулся к Гейнцу:
— Доктор, очень болит голова! Просто разламывается на куски.
Гейнц кивнул:
— Правильно. Она и должна у вас болеть… Рудольф, будь добр, проводи лейтенанта в каюту. Вам лучше прилечь, Пирволяйнен.
— Да, с вашего разрешения я хотел бы лечь.
Где-то он слышал такое выражение: уйти в болезнь. Это, кажется, относилось к мнительным людям? Но сейчас Шубин торопился уйти в болезнь, спасая себя, спасая рассудок. Он забивался в эту болезнь, как измученный погоней раненый зверь, уползающий в свою берлогу…
ЗАУПОКОЙНАЯ МЕССА ПО ЖИВОМУ
1
С чувством невыразимого облегчения Шубин покинул кают-компанию.
Сопровождаемый длинным Рудольфом, он неуклюже выбрался из-за стола и, переступая комингс, споткнулся.
Но сделал внутреннее усилие и заставил себя не обернуться. Он как бы уносил на своей спине пригибавший его груз недобрых взглядов.
Эти взгляды чудились ему повсюду.
Минуя отсеки, где находились матросы “Летучего голландца” — они вставали при его приближении, — Шубин как бы проходил сквозь строй взглядов: подозрительных, мрачных, враждебных. И, как ни странно, словно бы боязливых.
Боязливых — почему?
В одном из отсеков с нижней койки поднялся угрюмый бородач, что-то негромко сказал Рудольфу. Тот остановился. Шубин продолжал медленно идти.
Он не вслушивался в голоса за спиной: взволнованный — матроса и успокоительный — Рудольфа, ему было не до них.
Мучительно тесно здесь! Низкие своды давят, угнетают. Душа его задыхается в этом стиснутом с боков, сверху и снизу пространстве.
Внезапно Шубина охватила острая тоска по Виктории.
Среди этих безмолвных, холодно поблескивающих механизмов, в этом скопище чужих и опасных людей вдруг так ясно представилась она: в милом домашнем платьице, сидящая на диване и смотрящая на него снизу вверх — вопросительно и чуть сердито.
В сыром воздухе склепа слабо повеяло ее духами…
Шубин, не глядя, нашарил ручку двери” нажал на нее, толкнул от себя. Дверь не открывалась.
Откуда-то сбоку выдвинулся матрос с автоматом в руках и преградил дорогу.
— Verbotten![12] — буркнул он.
— Не туда, Пирволяйнен! — с беспокойством сказал Венцель, нагоняя Шубина, и придержал его за локоть. — Там только кормовая каюта.
“Кормовая, кормовая! — машинально повторял про себя Шубин. — Но в кормовом отсеке обычно нет кают. Там находятся торпеды. И почему часовой?”
Он сделал два шага назад и в сторону и, очутившись в каюте-выгородке, ничком повалился на койку. Нужно было остаться одному, не слышать этих назойливо стучащих немецких голосов. Но долговязый Рудольф не уходил.
