Тотчас движение его было прокомментировано.
— Укачался, ничего не понимает, — сказал кто-то по-немецки.
— Дай-ка ему еще глоток! Немцы? Стало быть, он в плену?
Но не спешить — оглядеться, выждать, понять!
Шубин закрыл глаза, чтобы протянуть время.
— Ослабел после морских купаний, — произнес тот же голос с уверенными отчетливыми интонациями. — Не заметил бы Венцель в перископ чаек над ним…
Перископ? Он на подводной лодке?
Шубин открыл глаза.
Над ним, широко расставив ноги, стоял человек в пилотке и пристально смотрел на него. Он держал что-то в руке. Шубин скорее угадал, чем увидел: размокшее воинское удостоверение летчика, которое находилось в кармашке жилета!
— Sie sind Pirwoleinen?[3] — спросил немец.
Пауза. Шубин лихорадочно собирается с мыслями.
— Pirwoleinen Axel?[4] — Немец заглянул в удостоверение и нетерпеливо пригнулся, уперев руки в колени. — Nun, antwortet sie doch endlich! — поторопил он. — Sie sind leitenant Pirwoleinen?[5]
Пирволяйнен? Мертвый летчик был финном?
Шубин перевел дух, словно перед прыжком в воду. Потом, решившись, очень тихо сказал:
— Jawohl… Es ist meine Nahme…[6]
3
Его подняли, усадили на табуретку. Рядом очутился пучеглазый человечек, который отрекомендовался врачом. Шубин пожаловался на головную боль и тошноту.
— В порядке вещей. — Врач осклабился. — Не удивлюсь, если даже имеется легкое сотрясение мозга.
Мнимому Пирволяйнену дали переодеться. Комбинезон затрещал по всем швам на его плечах и груди. Пирволяйнен! Финн! Очень хорошо. Тем самым могут быть объяснены погрешности в произношении. Лишь бы на лодке не нашлось никого, кто знает финский язык!
Ну, а лицо? Офицер в пилотке держал удостоверение перед самым своим носом и все же спросил: “Sie sind Pirwoleinen?” Ослеп он, что ли? В воинском удостоверении есть фотография. А сходства между летчиком и Шубиным никакого. Уж он-то на всю жизнь запомнил это мертвое лицо, скалившее зубы над своим пышным гофрированным воротником.
— Который час? — слабым голосом спросил Шубин.
Кто-то услужливо ответил.
Шубин попытался сделать подсчет. Получалось, что он провел в воде немногим более двух часов.
Не может быть! Он боролся с мертвецом, с волнами и чайками наверняка не менее суток! Впрочем…
— Командир приглашает вас к себе, — сказал врач и пропустил Шубина вперед.
Палуба мерно подрагивала под ногами. Значит, лодка была на ходу.
Из-за двери раздалось короткое:
— Bitte![7]
Врач остался за дверью, а Шубин, собрав все свое мужество, шагнул через порог.
