«Не ходи. Опасно. Отступай к скалам. Там ждут. Сюда не надо».
Леке еле сдержал крик. Перегрелся?! Спятил? Чтобы не слышать бормотание, в котором не было ничего человеческого, он, зажав уши, рванул к свалке. Пристрелят? Ну и пусть. Сейчас все, что ему нужно, — встретить людей. Пусть «мясо». Пусть злобное и тупое. Но не тварь неведомую, способную проникать в мысли!
Грохнул выстрел, и в землю у ног, подняв облачко пыли, врезалась пуля. Леке отпрыгнул в сторону и понесся зигзагом. Он по-прежнему ничего не соображал, но тренировки сделали свое дело — сработали рефлексы.
Еще выстрел. Не берегут они патроны.
— Стоооой! — заорали со свалки. — Стоооой, дурак!
«Стой. Назад. К скалам. Тут опасно», — посоветовал
голос в голове.
— Помогите! — завопил Леке, не сбавляя скорость. — Помогиииите! Люуууууди!
Скалы, окружающие долину, готовы были сомкнуться и раздавить его. Никогда в жизни он так не боялся, аж живот скрутило. С детства Леке не любил общество, на дух не переносил толпу, в Цитадели позволял себе дружить только с Гаем. А тут — в голову залезли и хозяйничают! И они... Леке рванул еще быстрее, хотя, казалось, это было невозможно — они, голоса, не людям принадлежат!
Сквозь пот, заливавший глаза, Леке увидел, как на отроги свалки карабкаются дикие. Бородач в хламиде из шкур сжимал сделанный из трубы самострел. Местные пялились на Лекса, голос в голове молчал, будто его и не было, и курсант притормозил, а потом и вовсе перешел на шаг. Дыхание сбилось, губы, язык и горло пересохли, глаза резало, в ушах стучала кровь — перенапряг ся, чуть не загнал себя.
— Стой! — крикнули со стороны свалки. — Стой, каль- маркина отрыжка!
Леке послушался. Согнулся, уперся ладонями в колени. Дышать. В боку кололо, грудь сводили спазмы. Если Полигон контролируется — хана, он уже провалил задание. Будущий офицер не должен бежать к потенциальному противнику, штаны теряя. Навалятся толпой, захватят в плен и сожрут, и никакая подготовка не спасет.
— Ты кто, паря? Чего рванулто? Мы уж думали, ты врежешься!
На свалке заржали. Леке нашел в себе силы распрямиться. Попробовал ответить, но пересохший язык не слушался. Жестами Леке показал, что хочет пить.
— Хрена тебе, — обрадовался мужик с самопальным ружьем, — а не воды! Стой смирно, омеговец! Вы смотрите, ребята, какой щенок наглый пошел. И откормленный. Что, боец, обосрался?
Снова заржали. Леке вспомнил совет кладовщика и затряс головой:
— Н-нет. Не... — Слова давались с трудом, дыхания не хватало. — Я не омеговец. Уже. Дайте пить.
