— В чем она состоит, Стэф? — Нора обхватила себя руками.
Стэфани было двадцать три. Талантливая художница, раскованная, современная, играющая на бирже, она жила сейчас с очередным своим парнем в бревенчатом домике. И Стэф всегда имелся наготове совет в любой ситуации. Но на взгляд Норы, некоторые бывали откровенно дурацкими.
— Какой мужчина, только взгляните, — небрежно заметила Стэфани. Она сидела на диване, поджав под себя ноги и натянув на них длинную вельветовую юбку. — Знаешь, Нора, с твоей внешностью ты сумела бы договориться с ним. Смогла бы добиться встречи, мило поговорить и убедить отступиться… втолковать ему, что иначе наша тетя умрет. Дать ему понять, что она тебе как мать родная…
Нора заметила, что Дэриен избегает ее взгляда, и заподозрила неладное.
— Но почему я? — удивленно произнесла она. — С чего ты взяла, что он станет слушать меня? Его перекосит, стоит только ему услышать, что некая мисс Брэт хочет видеть его.
— Известно, что ему нравятся американки, особенно такие блестящие, как ты! Спорю, тебе ничего не стоит охмурить его. Это успокоило бы его уязвленную гордость.
Нора вспыхнула.
— Да ты, сестренка, просто-напросто решила меня подложить к нему в постель! Я знаю, ты считаешь меня чересчур старомодной, но я не одобряю интимных отношений до свадьбы. К твоему сведению, я все еще девственница.
— Это в двадцать пять лет? — изумленно воскликнула Стэфани. — Да ты что?
— Что слышишь!
Дэриен поморщилась, слушая их препирательства.
— Стэфани… Нора… пожалуйста! — вмешалась она. — Спорами ничего не решишь. Давайте думать.
Они еще битый час ломали головы, но ничего путного из этого не вышло. А на следующее утро Нора улетала обратно в Нью-Йорк. Шли приготовления к показам осенней коллекции Эвелин Монтойи, в которой Норе отводилась главная роль.
— Я возвращаюсь в больницу, — решительно произнесла она. — Хочу побыть с Мэгги перед отъездом. Давайте созвонимся вечером и обсудим все по телефону.
Сердце Норы сжалось, когда она вошла в палату тети — одноместную, с большой кроватью-каталкой и капельницей с подвешенными пластиковыми мешочками, содержимое которых медленно капало в вену. Норе невыносимо было смотреть на любимую тетушку. В последнее время та сильно сдала, вся казалась какой-то высохшей.
Видно, химиотерапия вызывала у нее тошноту, так как медсестра поставила рядом с ней голубой тазик. Казалось, это ядовитые химикаты, которыми ее пичкали, сделали цвет ее лица землисто-серым. Золотисто-каштановые, с проседью волосы, обычно зачесанные наверх и собранные в прическу а-ля Одри Хепберн, теперь разметались по подушке, потускневшие и спутанные. Страдальческие морщинки вокруг глаз и губ говорили о муках, которые испытывала больная.
