Даже внук уже тяготится её вниманием, даже он уже чурается её любви, даже дочь уже раздражает ее тревога. Куда девать душу?
— Я тебя, мамуля, не разбудила? — спросила Илана и прикрыла за собой входную дверь.
— Нет.
— Сёма еще не приходил?
— Приходил твой сын-изменщик с новой кралей. Поздравляю: уехали от литовки — приехали к эфиопке.
— Ты, мамуля, всех сразу женишь… Сейчас так в мире принято.
— Как?
— Сейчас пару выбирают по конкурсной системе. С отсевом и выбыванием. Ты в лавке у Йоси персики как выбираешь? Поштучно? Помятый или с гнильцой отбрасываешь…
— Но я их перед покупкой не надкусываю.
Вера Ильинична засуетилась, заторопилась на кухню, но Илана ее остановила и обняла за плечи:
— Я, мамуля, сыта… даже с доктором Шнейдером бокал французского вина выпила. Моше прав: наша квартира — счастливая. Кажется, меня берут на полную ставку. Мой начальник… доктор Шнейдер мной очень доволен. Говорит, что я мумхит — большой специалист…
— А что у тебя с анализами?
— Разве я тебе не говорила? — повинилась Илана.
— Нет.
— Бить меня, идиотку, надо… Слава Богу — ложная тревога. Обыкновенная циста. Ничего серьезного. Велели через полгода ещё раз показаться. Ты, мамуля, лучше своей грудной жабой займись. А то она у тебя по ночам квакает.
Илана говорила заботливо и складно, в ее голосе не было ни волнения, ни фальши, и от этой округлости и повторяемости фраз, от их размеренности и монотонности, от этого подчеркнутого благодушия и спокойствия у Веры Ильиничны только закрадывались новые подозрения.
Бодрость дочери казалась чрезмерной. Если всё так радужно и просто, почему Илана не удосужилась сказать ей раньше о цисте? Но Вера Ильинична решила ни о чем ее не спрашивать — они всю жизнь её подкармливали враньем, которое, видно, устраивало обе стороны. Спросить бы у доктора Шнейдера, но и он ей правды не скажет. Может, диагноз и впрямь не такой, как нашептывал ей страх, но Вижанская, кроме расхожих словечек «тода» и «беседер», на несшемся от неё вскачь иврите ничего произнести не могла. На ее месте каждый бы боялся. Бояться не стыдно, полезно. Страх — сторож жизни.
— А Сёме сказала? — пустилась на хитрость Вера Ильинична.
— Зачем? Он вообще никогда ничего о моих болячках не знает и живет по принципу: в незнании — сила, — без запинки, с прежней искренностью и беспечностью отчеканила Илана.
Вера Ильинична опешила от ответа, но виду не подала.
Когда стемнело, появился хмурый Семён.
— Почему так поздно? — чмокнув его в небритую щёку, поинтересовалась Илана
