По мере продолжения рассказа Оливии лицо Ника становилось все мрачнее и бледнее, его глаза из карих, превратились в жгуче-черные, а на лбу выступила испарина.
— Как, ты сказала, фамилия родителей Беаты? — дрогнувшим голосом спросил он.
— Воверат. Они немцы, обосновавшиеся в Соединенных Штатах еще до войны.
— А этого человека Беата видела?
— Ты имеешь в виду того убийцу? Нет, его интересы представлял адвокат. Он даже не принес свои соболезнования и никак не помог бедной девочке.
— А как же колледж? — задал Ник бессмысленный вопрос, заранее зная ответ.
— Колледж? В тот год Беате было не до поступления, а потом уже не хватало средств для оплаты учебы. Я ведь сказала тебе, что у нее сильно болела бабушка. Потом она умерла и Беата осталась совсем одна. Мистер Сандерс, старинный друг ее деда, предложил ей работу у себя в конторе. Очень симпатичный старик. Представляешь, специально договорился с тогдашней своей секретаршей, чтобы та ушла на пенсию, занималась внучкой, и выплачивает ей содержание. И все лишь для того, чтобы занять Беату и присматривать за ней. Только это большой секрет! Беата ни в коем случае не должна этого знать.
— Да, я уже познакомился с ним, когда заезжал за Беатой, — отозвался Ник. — Действительно очень милый старик. Учинил мне настоящий допрос — кто я и какие у меня намерения относительно Беаты. Оливия, а как звали того…
— Я плохо помню, но мне кажется — Доминик, а фамилию так уж точно не вспомню.
Ник взвыл как раненый зверь, обхватив голову руками, и закачался на стуле из стороны в сторону.
Это произошло настолько неожиданно, что Оливия онемела и замерла на месте, наблюдая за ним широко открытыми глазами.
Постепенно вопли Ника прекратились, но он все так же раскачивался на стуле.
Неожиданно Оливию захлестнула жалость к этому большому мужчине. Какая-то неведомая сила подняла ее с места и погнала к нему. Оливия положила руку ему на плечо и тихо позвала:
— Ник! Ник, что с тобой?
Он распрямился и поднял на нее мертвецки бледное лицо, его руки тряслись, а голос дрожал.
— Его имя — Доминик Палтроу, и это я.
— Ты? Не может быть! — скорее выдохнула, чем сказала Оливия. — Вот так поворот! Какой ужас! Худшего нельзя было и придумать. Что будет, когда об этом узнает Беата?!
— Я даже боюсь представить. Теперь я понимаю, почему она сразу восприняла меня в штыки, а теперь… Мне страшно даже подумать. К такому повороту я не был готов, но слишком сильно люблю ее, чтобы позволить чему-то или кому-то отнять ее у меня.
