Наверное, я опять задремал. Проснулся от осторожного стука в дверь.
Неужели пора вставать в это Тази стучит?
— Кто там?
— Папа, отворяй, это мы!
Вот тебе раз: сын! И дочери! Из города! Браню их шепотом, чтобы мать не проснулась:
— Вы что, угорели?! Почему так поздно? Каким поездом приехали?
— Мы еще вечером приехали. На острове были! На, возьми, поставь на стол.
— Что это?
— «Спидола».
— Это ты тут ее крутил?
— Я!.. Тсс... Маму разбудим! Детки мои растворились тут же в темноте. Сын улегся на кровати в передней комнате, девочки полезли на чердак. Я ощупью добрался до своего дивана. Не прошло и двух минут, как я услышал ровное дыхание уснувшего сына. На чердаке тоже было тихо. Наконец наступила блаженная тишина и за окном. Ко мне стал подкрадываться долгожданный сон. Глаза уже совсем слипаются! И тут — на тебе! — где-то за домом гадким голосом замяукала кошка. Сейчас же ей ответила другая. И пошел кошачий концерт! Чем дальше, тем громче и омерзительней. Вскакиваю с постели а выбегаю во двор. На крыше веранды, знаю, лежит старое трехметровое бамбуковое удилище. Вооружившись им, тихо, на цыпочках, пробираюсь туда, где идет кошачий фестиваль. Светит луна, и его участники мне видны. Ухажер сидит перед розовым кустом подле дома, подруга — у забора.
Я во весь мах хлестнул удилищем. Плохо пришлось бы лауреату кошачьего фестиваля, но бамбук за что-то зацепился, и удилище, изменив направление, ударилось в розовый куст. Кошки брызнули кто куда!
Почему удар не получился?! Вай, да ведь леска с крючком была не снята с удилища, а при замахе крючок зацепился за мои штаны.
Злость моя мгновенно испарилась: ведь я мог сильно себя поранить, слава богу, что этого не случилось.
С большим трудом я освободил свои брюки от крючка, прибавив к бесчисленным прорехам новую дыру. Ну да рыбацким шароварам это не повредит.
Снова лег на диван. А на часах уже половина второго ночи. Подъем в три, не позже. Но Тази может поднять меня и раньше. Как бы там ни было, я имею для сна по меньшей мере еще один час!..
