— Не перегружайте свой мозг усиленной работой.. Больше бывайте на свежем воздухе, займитесь, например, рыбной ловлей — очень полезное для вас занятие!
Когда Тази узнал об этом, он очень обрадовался.
— Прекрасно! — сказал он Фанилю.— Берем тебя в нашу компанию. Станешь рыболовом — забудешь не только, что такое бессонница, но и отца с матерью. И даже жену. Что там жена! Даже журналистику свою, и ту забудешь!
Фаниля мы все вскоре полюбили. Зимой мы с ним, правда, больше встречались в ресторане, но разговоры за столом велись только о рыбной ловле. Фаниль как бы проходил здесь заочный курс рыболовного университета. Наперебой мы рассказывали ему разные истории из жизни рыболовов, то смешные, то драматические, но при этом замечали, что Фаниля они мало трогают. Наоборот, мы чувствовали, что в глубине души Фаниль полон иронии, что он даже жалеет нас, ослепленных своей страстью людей, для которых весь смысл жизни заключен в крючке с наживкой!
Надо было принимать решительные меры, чтобы Фаниль совсем не потерял интереса к рыбной ловле, а для этого нужно было отправиться вместе с ним на подледный лов. Будет клев — и Фаниль поймет прелесть ловли, поймет и нас!
Но я лично не ловлю рыбу зимой. Не потому, что мне не нравится подледный лов, а потому, что тогда я совсем бы забросил свою работу. Мухаметшу тоже зимой не вытянешь.
— У меня ноги собственные, не казенные, я их жалею. Это только Тази свою ногу не жалеет, она у него все стерпит! — говорит он, намекая на протез приятеля. И действительно, можно подумать, что искусственная нога не только не мешает, но даже помогает Тази. Большего любителя пеших прогулок я не знаю.
Тази не поленился и в этот раз, и сам вызвался отвезти Фаниля на Казанку — на лед. Но им не повезло — не было клева.
Когда мы потом встретились в ресторане «Татарская ашхане», Фаниль сказал:
— Вы знаете, мне кажется, что рыбная ловля не по мне. Она не успокаивает меня, а, напротив, внушает беспокойство. Смотрю в лунку, а сам думаю о делах, которые не доделал или забросил. Какой же, думаю, я дурак: сижу здесь, на ветру, без смысла и цели, в то время, когда дома столько дела!
— Не так рассуждаешь, Фаниль дорогой!..
— Нет, так, Тази-абый! Я не о себе одном так думал. Ведь там сотни, может быть, тысячи таких же несчастных, как я, сидели на льду. У всех дела, заботы. А они сидят, застыв, как тумбы. Зачем? Для чего? Я даже ночью о них, о бедняжках, думал. И, конечно, не мог заснуть. Какой уж там сон!!
