— Может, машину угнал?
Опершись полными бедрами о край стола, женщина снисходительно-приветливо изучала Боша. Проследив за ее взглядом, тот посмотрел на свои грязные брюки и перепачканные в глине туфли.
— Это я в лесу, — произнес он, словно оправдываясь.
— Удрать пытался?
— Да нет.
Не в силах оторвать взгляда от груди этой женщины, он покраснел. Грудь у нее такая же тяжелая, как у Анаис, пожалуй, и такая же тугая, и ноги такие же полные, и, верно, такие же непристойные телодвижения.
Чтобы прекратить эту пытку, Бош ответил:
— Я совершил убийство.
Ошеломленная на какое-то время, она наконец выдавила:
— Ах, вот оно что!
Больше женщина на него не смотрела. Погасила сигарету о край пепельницы и, стуча высокими каблуками, принялась ходить взад-вперед по комнате, лишь бы не глядеть в его сторону. Дойдя до дверей, она останавливалась, готовая позвать жандармов. Но вскоре дверь приоткрылась, послышались удаляющиеся голоса и шаги жандармов, спускавшихся по лестнице.
— Ты еще здесь? — войдя, спросил инспектор, с виду чем-то озабоченный. — Документ твой возвращаю. Но запомни, что я тебе сказал.
— Запомню, не беспокойся.
Сев на стул, инспектор что-то написал на форменном бланке. Порывшись в столе, рядом со своей подписью поставил печать. Похоже, между ними что-то было. Инспектору, видно, хотелось увести женщину в соседнюю комнату. Судя по улыбке, с какой женщина наблюдала за движениями полицейского чиновника, она этого ждала.
Взяв со стола документ и листок, инспектор протянул их женщине.
— А теперь что?
— Теперь можешь идти.
— И больше ничего?
— Больше ничего.
Но слова эти имели какой-то особый смысл, понятный лишь им двоим.
После того как дверь закрылась, инспектор взял карандаш, заточил. Повернувшись наконец к задержанному, некоторое время разглядывал его. В глубине зрачков вспыхивали огоньки холодного гнева.
Полицейскому было не больше пятидесяти, но нездоровое лицо его было помято, и оттого он выглядел старше своих лет.
— Выходит, ты все-таки решил сдаться?
— А я и не думал бежать.
— Не думал бежать, а оказался в Орлеанском лесу!
Все должно было произойти иначе. Точь-в-точь как актер, которому навязали чужую роль, Бош чувствовал себя сбитым с толку. Лоб горел, уши пылали. Он попробовал объяснить, что хотел сказать.
— Садись. Ты что, пьян?
Несомненно, инспектор заметил, что Бош покачивается, словно только что вышел из энгранского трактира.
— Нет.
— Ты понимаешь, о чем я тебя спрашиваю?
— Да. Пожалуй.
