— Кстати, а где будет встреча с мистером Эннерманом? — спросила Сайан.
— Здесь, часов в восемь.
И штора с шорохом закрылась за Барни. Она снова крикнула ему вслед: «Спасибо!» — и погладила коня еще раз, прежде чем бежать назад в салон.
Лэнгли уже успел продать Вайтингтонам французскую скамеечку для ног, кубок и два рубиновых стекла. К тому времени, когда Сайан вернулась, они уже ушли, и Лэнгли выглядывал ее в окошко.
— Ну как там? — спросил он. — Справилась? Все в порядке?
— Превосходно. Мне все помогали — Джордж, и Фиона, и Барни.
— Как? Барни? — Его первой автоматической реакцией была тревога. — Но Барни нельзя поднимать тяжести. Врач же сказал…
— Нас там было четверо, — сказала Сайан. — С ним все в порядке. Да, мистер Эннерман будет в лавке часам к восьми, если ты хочешь присутствовать при нашей встрече.
— Хочу. — В этом Лэнгли был Непреклонен.
Они сидели у Сайан с половины восьмого, неторопливо пили чай, ждали Эннермана, разговаривали об аукционе и обсуждали дела в салоне. Барни был по-прежнему в комнате Нелл. Порой они слышали стук его машинки, иногда — низкий тихий звук его голоса.
— Не могу понять, почему ему нужно работать непременно здесь, — сказал Лэнгли.
— Но он же здесь сидит не все время. Фиона говорит, что он довольно часто выходит.
— Домой он не приходит, — тихо сказал Лэнгли.
Он прислушался к голосу брата, стараясь расслышать слова, но разобрать ничего было невозможно; Сайан могла бы ему сразу это сказать. Занавеска была очень плотная, и говорящий был слишком далеко в глубине другой комнаты.
Глядя на Лэнгли, Сайан опять пожалела, уже в который раз, что вся эта история с соседними комнатами вообще началась. Она подумала о том, стоит ли ей идти встречать мистера Эннермана к двери. Она чувствовала, что Лэнгли будет неприятно любое проявление чрезмерного энтузиазма с ее стороны. Поэтому она оставалась на месте, сидя на диване, пока Барни сам наконец не открыл дверь и не вошел к ним в комнату. За ним следовал человек, который практически закрыл собой весь дверной проем, и только тогда Сайан поднялась и сказала:
— Добрый вечер.
Джосс Эннерман был ростом под два метра, непристойно толстый, с лицом разочарованного во всем херувима. Когда он улыбнулся, его утомленность жизнью отступила на задний план и херувим повеселел. Сайан сказала:
— Прошу садиться, — и он опустился в одно из плетеных кресел, которое тревожно скрипнуло под ним.
Лэнгли сидел в другом кресле, а Барни устроился в углу дивана. Сайан собиралась предложить чаю, с запозданием догадавшись, что надо было заготовить заранее что-нибудь покрепче, но Джосс Эннерман не стал терять времени на светские условности:
