) смог получить даже две большие квартиры на десятом этаже, расположенные по соседству. В одной из них он жил с семьей, а в другой устроил личный офис, где после полудня принимал нужных людей… Жены офицеров начали использовать железные комнаты в других целях. Сперва они стали местом ночлега официантов, поваров и мелкой прислуги, которую нанимали в деревнях обслуживать офицерские семьи. Некоторые офицерские жены происходили из простого народа и не брезговали разведением в этих комнатушках домашней птицы — уток, кур — и даже кроликов, на что старейшины квартала подавали многочисленные жалобы в администрацию западного Каира, требуя запретить держать на крыше животных. Однако эти дела под давлением военных всегда заминали. Жильцы жаловались даже на самого генерала аль-Дакрури, но тот, воспользовавшись своим положением в офицерской среде, смог пресечь «необоснованные обвинения»… Затем, в семидесятые годы, пришло время «политики открытых дверей»
[6], богачи хлынули из центра в районы аль-Мухандисин и Наср. Некоторые из них продали свои квартиры в доме Якобяна, другие отдали их под офисы или детям, только что получившим диплом, третьи сдали в аренду арабским туристам как меблированные комнаты… Так связь между железными комнатенками и квартирами дома постепенно исчезла, старая прислуга за деньги уступала их вновь прибывающим из провинции беднякам, тем, кто работал в центре и нуждался в недорогом жилье поблизости… Люди стали чаще отказываться от этих комнат после смерти старшего по дому — армянина месье Грегора, управляющего собственностью миллионера Якобяна. В декабре каждого года он аккуратно и честно отсылал доходы в Швейцарию, куда эмигрировали наследники Якобяна после революции. Место Грегора занял адвокат Фикри Абдель Шахид, который ради денег был готов на все и брал большой процент за составление договора о найме как с отказавшегося от комнаты жильца, так и с ее нового арендатора… В результате на крыше образовалось новое сообщество, полностью независимое от остального здания. Иногда вновь прибывшие снимали две соседние комнаты и делали из них небольшое жилище с удобствами — туалетом и ванной. Самые бедные объединялись, чтобы соорудить общую на три или четыре комнаты ванную. Эти обитатели крыши ничем не отличались от остального египетского простонародья: дети бегали по всей крыше босыми и полуголыми, женщины весь день проводили у плиты и собирались на посиделки — посплетничать на солнышке, часто скандалили, осыпая друг друга мерзкой руганью и оскорблениями, затем мирились как ни в чем ни бывало, причмокивая, горячо целовали друг друга в щечку и могли даже всплакнуть от избытка дружеских чувств. Мужчины редко встревали в женские ссоры, считая их еще одним признаком короткого ума, о котором свидетельствовал Пророк Мухаммед, да благословит его Аллах и приветствует. Все мужчины крыши проводили целый день в борьбе за кусок хлеба, возвращались домой поздно, очень уставшими и стремились к трем маленьким радостям жизни: горячей и вкусной пище, нескольким кальянам или гашишу для того, чтобы расслабиться. Они курили в одиночку либо собирались летними ночами на крыше целой компанией. Третьей радостью был секс, которому жители крыши отводили почетное место и о котором, если, конечно, речь не шла о чем-то греховном, не считали зазорным говорить откровенно. Но здесь был один парадокс: мужчина с крыши, как и все простые люди, стеснялся упоминать имя своей жены в разговорах с другими мужчинами, называл ее чужим именем, говорил о ней как о матери своих детей или как о самих детях. Например, он говорил: «Ребятки приготовили мулухию
