Дом Якобяна | страница 27



— Хватит, Таха… — добавила она. — Я, хоть и моложе тебя, пошла работать, и это мне помогло многое понять. Эта страна не для нас, Таха, а для тех, у кого есть деньги. Если бы у тебя было двадцать тысяч фунтов, чтобы заплатить им взятку, они бы даже не спросили, чем занимается твой отец!.. За деньги, Таха, можно все, но если ты бедняк, то тебя раздавят и еще вытрут ноги…

— Я не смогу молчать… Я должен подать жалобу.

Бусейна горестно засмеялась:

— Кому и на кого ты будешь жаловаться?! Послушай, что я скажу, брось думать, что ты неудачник… Ты получишь диплом, уедешь и вернешься, только когда разбогатеешь. А если и не вернешься, еще лучше.

— Ты думаешь, мне нужно уехать в другую страну?

— Конечно.

— А ты поедешь со мной?

Вопрос был для нее неожиданным, и она промямлила, отводя взгляд:

— Даст Бог.

— Я смотрю, ты стала по-другому относиться ко мне, Бусейна… — проронил Таха.

Бусейна почувствовала, что на горизонте — новая ссора, и сказала, вставая:

— Сейчас ты устал… Иди поспи, утром поговорим.

Она ушла, а он не мог заснуть. Он все думал, и сотню раз перед ним проплывало лицо генерала, возглавлявшего комиссию, который медленно, как будто находя удовольствие в его унижении, спрашивал: «Твой отец привратник, сынок?..» Привратник… Что за странное слово, раньше оно никогда не приходило ему на ум и… В этом слове заключалась вся его жизнь… Долгие годы он жил под гнетом этого слова, но стоял насмерть… Он пытался избавиться от него, прикладывал все силы, чтобы через полицейскую школу проложить дорогу в достойную жизнь. Но это слово… Привратник. Оно поджидало его в конце тяжелейшей гонки, чтобы в одно мгновение сломать все… Почему они не проверили его с самого начала? Почему генерал слушал его до конца, восхищаясь ответами на вопросы, а потом нанес ему последний удар: «Встань передо мной, сын привратника… Ты хочешь поступить в полицейскую школу, сын привратника?.. Сын привратника станет офицером?! Боже ты мой!»

Таха заходил по комнате. Он должен был что-то сделать… Он сказал себе, что невозможно терпеть такие унижения и молчать… Но обида не проходила просто так… Постепенно он стал бредить фантастическими сценами мести. Он представлял, как произнесет перед генералами — членами комиссии — впечатляющую речь о равенстве возможностей и прав, о справедливости, завещанной Аллахом и Пророком его, да благословит его Аллах и приветствует. И он будет обличать их, пока от стыда за свой поступок им не захочется провалиться сквозь землю, пока они не извинятся перед ним и не объявят о его зачислении в школу… Он представлял и другую сцену: он держит генерала за воротник и кричит ему в лицо: «А твое какое дело, кем работает мой отец?.. Ах ты, неверный, взятку захотел?» Затем он наносит генералу несколько сильных ударов по лицу, и тот сразу падает на пол, умываясь кровью… Ему всегда виделись такие сцены, когда он попадал в сложные ситуации, с которыми не мог справиться. Однако на этот раз воображения не хватало, и его съедало чувство собственной униженности. Наконец пришла одна идея. Он сел за стол, достал бумагу и ручку и написал крупными буквами наверху страницы: