— Нет уж… Хватит и десяти… Приходи в магазин, как высохнет платье.
Затем он вышел и закрыл за собой дверь.
* * *
Десять фунтов за один раз. Господин Таляль требовал ее к себе два, а иногда и три раза в неделю. Фифи научила ее время от времени выражать свое восхищение понравившимся платьем из магазина и рассказала, как намекнуть Талялю, чтобы он подарил его… Она стала неплохо зарабатывать и носить красивую одежду. Мать была довольна, деньги успокаивали ее, она забирала их у дочери, пихала к себе в лифчик и искренне молилась за нее. Перед этим Бусейну всякий раз охватывало непонятное, дикое желание намекнуть матери на истинные отношения ее дочери с Талялем. Однако мать не реагировала на то, что девушка пыталась ей объяснить. Бусейна говорила все яснее, до тех пор, пока не убедилась в жестоком равнодушии матери. Бусейна чувствовала удовлетворение от того, что сорвала с матери маску фальшивой наивности и подтвердила ее соучастие в преступлении… Дни шли, а встречи с Талялем на складе оставляли в ее душе неожиданный отпечаток. У нее не осталось сил на утреннюю молитву (единственное из предписанного, что она раньше выполняла). Она стыдилась предстать перед Аллахом и чувствовала себя нечистой, сколько бы раз ни омывалась. Ее мучили кошмары, ночью она вскакивала во сне от ужаса, днем ходила подавленная. Однажды они с матерью посетили усыпальницу аль-Хусейна[11]. Лишь только она вошла туда и на нее хлынули свет и благовония, она почувствовала, как что-то твердое, неведомое ей ранее подступает к сердцу, и вдруг разразилась долгим рыданием…
Но с другой стороны, она уже не могла ничего изменить, и, не считая свои чувства греховными, начала отчаянно им сопротивляться. Она вспоминала, какое лицо было у матери, когда та сообщала ей, что прислуживает в доме, она еще и еще раз вспоминала слова Фифи о том, как устроен этот мир, и подолгу разглядывала в магазине шикарных, богатых клиенток, злорадно задаваясь вопросом: «Интересно, сколько же раз этой женщине нужно было отдаться, чтобы получить такие деньжищи?!» Это отчаянное сопротивление чувству собственной греховности поселило в ней горечь и жестокость. Она перестала верить людям и находить им оправдание. Часто она думала (и просила потом за это прощения), что это Аллах захотел, чтобы она пала так низко. Но если бы вместе с тем он сделал ее богачкой или отсрочил смерть отца на несколько лет — это же так просто для него! Затем она стала вымещать свою злобу на женихе. В ней поселилась странная убежденность, что она намного сильнее Тахи, что она, взрослая, поняла этот мир, а он — просто мальчишка, наивный мечтатель. Ей не нравился его оптимистический взгляд на будущее, и она стала ядовито над ним надсмехаться: «Ты думаешь, что ты Абдель Халим Хафиз
