Саламандра | страница 109



— Валдин, опять один в лес бегал? — раздалось над самой крышей.

Щенок опустил свою драгоценную в прямом смысле ношу в самый дальний угол будки, где земля была порядком изрыта (подозреваю, здесь было закопано самое ценное собачье имущество), и звонко тявкнул.

— Отдашь ему — налысо побрею, — многообещающе прошипела я и потянула на себя ближайший пучок соломы. Не ахти какая маскировка, но снаружи меня заметят не сразу.

Радостно повизгивая, щенок вылез к хозяину и принялся крутиться возле его ног.

— Проголодался, сердечный, налетался. — Лицо старика заслонило полукруглое отверстие, служившее будке входом.

Только бы рукой шарить не стал или соломку менять не удумал, мелькнула в голове паническая мысль.

— И чем же ты промышлял сегодня? Что за гадость опять притащил? — Внимательный взгляд пробежался по углам. А глаза-то у старичка… Когда-то голубые или серые, они с возрастом выцвели, почти слившись с белком. Если этот белок вообще был. Узкие вертикальные зрачки говорили слишком о многом. Мамочки родные, куда же я опять попала-то?

Не слишком надеясь на удачную маскировку, я настороженно следила за каждым движением этого древнего отшельника сквозь соломку. Но старик улыбнулся одними уголками губ чему-то своему, и лицо благополучно убралось из будочного проема.

— Ах ты шкодник, — сразу же беззлобно раздалось снаружи. — На-ка вот, поешь, а то набегался, поди, проголодался.

Щенок энергично и с аппетитом зачавкал едой, а мой желудок в ответ недовольно заурчал.

— Мог бы и поделиться, — обиженно пробормотала я, с завистью слушая, как насыщается псинка. — Хоть бы косточку какую притащил, подушка блохастая.

Но Валдину чувство сострадания не было знакомо хотя бы потому, что сытый голодного не разумеет, и поделиться со мной ужином ему даже в голову не пришло. Не отбирать же у ребенка тарелку. Правда, еще сутки, и мне будет уже без разницы, у кого изо рта кусок хлеба вырывать. Есть хотелось немилосердно.

— Наелся? — снова услышала я стариковский голос. — Молодец, умничка. — Судя по довольному повизгиванию, щенка потрепали по загривку или почесали за ушком. — Пойдем тогда в дом, а то темнеет уже.

Но собачатинка не вняла гласу хозяина и полезла в будку, предвкушая новое развлечение.

— Идем в дом, говорю, — строго прикрикнул старик.

Но щенка не так-то просто было смутить. Еще бы. У него тут игрушка интересная появилась, живая и говорящая, а его домой загоняют.

— Валдин, я кому сказал!

Тяжко вздохнув, расстроенная псинка нехотя повиновалась, неуклюже выбралась из будки и бросила в мою сторону обиженный взгляд. «Я утром вернусь, тогда и поиграем», — говорили его совсем еще детские глаза.