Прохоров поднял глаза на бледного, как простыня на массажном столе, Вадика.
— Читал бы это Зюганов… Меня обслуживала девушка по имени Николь. Я получил все, о чем договаривался… Продолжать?
— Это Никита такое написал? — Вадик уловил явное несоответствие между протокольным языком документа и обыденной речью своего одноклассника.
— Писал я с его слов. Он подписывал.
Майор перевернул лист и продемонстрировал Никитину подпись, походившую на компьютерный символ «собака». Подпись, без сомнения, была подлинной.
— Так что не грузи мне про массаж.
Вадик вспомнил Сандру Брюсовну. Странную историю про отца-шпиона. Беседу с ней перед массажем. Нет, она не могла быть обыкновенной проституткой. И даже необыкновенной, хотя он никогда не общался с настоящими проститутками. Но есть вещи, не нуждающиеся в доказательствах.
— О чем задумался, Ильич? — усмехнулся сотрудник по борьбе за общественную нравственность. — Может, мне супругу твою вызвать? Для профилактической беседы. Чтоб блюла тебя и заодно на СПИД проверилась. Чем она занимается-то?
— В салоне работает… Массажном. «Фантазерка».
— Не понял. Чего, тоже проститутка? — неподдельно обалдел Прохоров.
— Сам ты проститутка! — на автомате выпалил в ответ Вадик.
Дальнейшее напомнило ему киносеанс, во время которого вдруг порвалась пленка. Он успел разглядеть приближающийся к носу майорский кулак, после чего наступила полная темнота. И это был не спецэффект.
Добрый сотрудник так и не появился. Видимо, заболел.
Очнулся Вадик в знакомом резервуаре со стеклянной стенкой. Очнулся в лежачем положении. На полу, рядом с нарами. Парня-администратора уже увели на расстрел, но зато из-за стекла на него смотрели по-матерински добрые глаза сержанта-кавказца.
— Проснулся? — Заметив, что задержанный пришел в чувство, он открыл дверь аквариума. — Ну, тогда ступай домой. И больше с лестницы так не падай. Убиться насмерть можно.
— Какой лестницы? — простонал Вадик.
— Ну, с нашей, наверно. В рапорте написано… Оступился, ударился головой. Не надо так больше… Выходи, выходи. Только бахилы сними.
Вадик с третьей попытки встал с холодного пола. Если сказать политкорректно — болела не только голова. Ничего ж себе, сходили к девочкам…
Сержант подвел его к столу, достал из ящика отобранные пожитки: ремень, шнурки, мобильник с разряженной батарейкой, бумажник.
— Здесь три тысячи было, — прошептал освобожденный, заглянув внутрь.
— Э, слушай! — посмотрел на него девственно-чистыми глазами сержант. — Хочешь сказать, я взял твои деньги?
