— Правда? Я и не заметил. Не, ма. Я снова у Никиты останусь. Он мне на полу постелет.
Сама Лерка больше не звонила. Ни на трубку, ни Никите. И Вадик пока не собирался. Пускай помучается. Конечно, рано или поздно позвонить придется. В следующее воскресенье, кстати, они собирались в деревню к Алешке и тестю с тещей… Но пока никаких звонков.
Никитиной матушке соврали, что случайно угодили под разборку фанатов «Зенита» с ментами. Когда сидели (вернее, лежали) в «травме», по телевизору, стоящему в приемной, сообщили, что фаны действительно атаковали превосходящие силы милиции на подступах к «Петровскому». Матушка, находившаяся в жесткой оппозиции к городским властям, заявила, что этого так не оставит и, если потребуется, дойдет до Комиссии по правам человека при ООН.
— Ну, ничего. В общем-то, на свои четыре тысячи мы наесть и выпить успели. И даже в баньке попарились и в караоке спели. А раны заживут, — подвел итог развратному мероприятию Никита, после чего кивнул на пах: — Главное, агрегаты целы.
— У меня сотрясение.
— Чего, агрегата?
— Мозга.
— Фигня. У меня тоже. Кстати, каждый раз, когда парашютист приземляется, он получает сотрясение.
— Какой парашютист?
— Любой. Прикинь, многие по пятьсот раз прыгают. Там уже и мозгов-то, наверно, нет. Но ничего, живут. Я это все к чему? — Никита выдержал мобилизующую паузу. — У тебя деньги остались?
— Налички нет, «газпромовцы» забрали. Карточку, слава богу, в баню не взял. Как чувствовал. — Вадик взял с секретера «Master card». — А что?
Лежавший на раскладном кресле брокер присел, свесив живот-бронежилет между ног.
— Я считаю, что любое зачатое дело надо доводить до конца. Только так в жизни можно чего-то добиться.
— Ты о чем?
— Все о том же. Мы должны доказать сами себе, что являемся настоящими перцами не только по форме, но и по содержанию. Вернее, ты должен доказать. Улавливаешь мысль?
— Нет.
— Надо повторить заход.
Видимо, Никиту так впечатлила обнаженная женская плоть, что под ее покорение он мог подвести любую теорию. Даже прибавочной стоимости или относительности. А то и право наций на самоопределение.
— Как это «повторить»? — Вадик оторвал сотрясенный мозг от подушки. — Снова в баню? Чтоб добили? Нет уж, это без меня!
— Спокойно, — взглядом доброго волшебника Урри Геллера посмотрел на него Никита, — речь не о бане, а о принципе. Не знаю, как тебе, но мне сегодняшний облом до конца жизни сниться будет. И я этого оставить просто так не могу. Не имею морального права.
