Александр Македонский и Таис. Верность прекрасной гетеры | страница 38
— Но я не твой солдат! — защищалась Таис. — Ты хочешь, чтобы всегда было по-твоему.
— А как же?! Я предупреждал, чтобы ты не пыталась вить из меня веревки.
— Я не пытаюсь, что за вздор! — И вдруг, неожиданно для себя, спросила: — Мы — друзья?
Он открыл рот в замешательстве. Потом все же усмехнулся ее находчивости — на этот смелый вопрос можно было ответить только утвердительно. Так он и ответил.
— А в дружбе важно равенство. Так вот, я не пытаюсь вить из тебя веревки, я только борюсь за свои права.
Александр развел руками и покачал головой. Таис обожала, когда он так делал.
— Это в тебе афинское заговорило. Все вы такие — демагоги. Смотри, собаку против меня настроила. — Он указал на Периту, с укором глядевшую на своего хозяина. — Ты — ненормальная, я тебе уже это говорил.
— Другим я нравлюсь, — обиделась Таис. — Один ты ищешь, что бы во мне покритиковать!
— Я тебя критикую?! — воскликнул Александр, уставился на нее и прижал руки к груди. — Я хотел, чтобы тебе было лучше, а мне — спокойней! (Это у него вырвалось, огорчило его и порадовало ее.) Теперь надо будет отрывать Птолемея от дела, чтоб он смотрел за тобой.
Таис поняла, что остается, но еще находилась в пылу спора:
— Ах, значит, он заботится обо мне по твоему приказу?
Александр откинулся вместе с креслом и покачался на его задних ножках, потом, наслаждаясь, улыбнулся:
— Нет, не по приказу, по моей просьбе и по своему горячему желанию… борец за права. И все-таки, несмотря на твое невыясненное, но, несомненно, божественное происхождение, жизнь в Афинах оставила на тебе свой базарный след.
— Я молчу, пусть последнее слово останется за тобой, — улыбаясь, сказала Таис, глаза же ее победно блестели: «Ты же сам рад, что я остаюсь».
Перита, которая поняла все, как сказанное, так и не сказанное, не хуже участников разговора, одобрительно гавкнула и, вытянув шею, улеглась у ног горячо любимого хозяина.
Вот так все получилось. Александр не сгущал краски — Таис действительно с непривычки пришлось очень тяжело. Но она научилась мужественно сносить непомерные физические нагрузки, бурчащий от голода желудок, хроническую усталость, ночной холод в горах, невозможность согреться и выспаться в продуваемой всеми ветрами палатке. Удивительно, что она ни разу не заболела! Только когда они останавливались в населенных пунктах и Птолемей устраивал ей хорошую квартиру, Таис удавалось помыться и немного прийти в себя.
Жизнь в пути, казавшаяся летом веселым приключением, захватывающим путешествием, зимой заметно утратила свою привлекательность. Но Таис терпела трудности ради возможности быть рядом с Александром. Даже если Таис по нескольку дней не видела его, не говорила с ним, ей было важно осознавать себя участницей его жизни. Она была рядом.