— Прошу прощения, — сказал он.
— Это моя племянница, — сообщил Воровский.
— Вижу, вы читаете на идише, — обратился к ней Эдельштейн. — Для вашего поколения это чудо.
— Ханна, перед тобой — Г. Эдельштейн, поэт.
— Эдельштейн?
— Да.
И она прочитала наизусть:
— «Маленькие дяди и отцы, с бородами, в очках, кудрявые…»
Эдельштейн закрыл глаза и снова прослезился.
— Неужели это тот самый Эдельштейн?
— Тот самый, — прохрипел он.
— Мой дедушка это все время цитировал. У нас была книга — «А велт он винт». Только этого быть не может.
— Быть не может?
— Что вы еще живы.
— Вы правы, правы, — ответил убитый Эдельштейн. — Мы все здесь призраки.
— Мой дедушка умер.
— Простите его.
— Он вас все время читал! Но он был старый человек, умер много лет назад, а вы все еще живы…
— Ну, извините, — сказал Эдельштейн. — Может, я тогда еще был молод, я рано начал.
— Почему вы говорите — призраки? Островер не призрак.
— Нет-нет, — согласился он. Боялся обидеть. — Слушайте, я вам дочитаю до конца. Обещаю, это займет всего минуту. Слушайте, может, вспомните, как дедушка….
Вокруг него, позади — Островер, Воровский, Баумцвейг, раздушенные дамы, студенты, молодежь, молодежь; он поскреб лицо — его покрыла испарина — и начал читать, стоял жалким кустиком посреди пустого поля:
Как вы вылезаете из земли, пропитанной
нищетой!
В длинных пальто, с пальцами,
катающими воск, тусклыми глазами.
Как мне говорить с вами, маленькие
отцы?
С вами, кто меня баю-баю
Баюкал. Лепет голубоглазых моряков,
Как я закатился в незнакомую утробу?
Заберите меня с собой, история меня
выкинула.
Вы принадлежите Ангелу смерти,
Я — вам.
Венки в лентах, дым,
Дайте я рухну в ваши могилы,
Вашим будущим я быть не желаю.
Он булькал, сопел, кхекал, кашлял, слезы попали не в то горло — пока он, поперхиваясь каждым выкрикнутым словом, заглатывал эту племянницу, эту Ханну со всем вместе, с сапожками, с жесткой пышной шевелюрой, с еврейского покроя лбом, глазами-щелочками…
За околицей течет речка,
Цапли ныряют в свое отражение,
Когда ее переходят вброд, насвистывая,
как гои.
Цапли висят гамаками над теплой
летней водой.
Их черепа полны секретов, их перья
благоухают.
Деревушка так мала — ее запахи
уместятся в одной ноздре,
