Раздирающий душу пронзительный крик потряс воздух. Мы все сели на нарах. Мы глядели друг на друга обезумевшими, полными страха глазами.
— А-а-а-а-а-а-а… — неслось из грузовиков.
Крик нарастал по мере приближения грузовиков и, удаляясь, умолкал, как сирена, оставив после себя эхо кошмара.
В глазах Стефы, сидящей напротив меня, застыл ужас. Наверное — и в моих.
Только бы не сойти с ума. Хоть бы научиться смотреть на это «трезво».
Ну… просто-напросто убивают евреев, потому что, говорят, евреи во всем виноваты, из-за них и война. Везде ведь погибают люди, старалась я втолковать себе. Но ум отказывался постичь это. Да, погибают всюду. Но в борьбе, от пули, об бомбы, от снаряда. А эта смерть, эта трагедия бессилия… Что делать, как бороться? Сегодня взяли оттуда, завтра могут прийти и к нам, втащат на грузовики и…
Но ничего, ничего нельзя было придумать. Безграничная ненависть овладела всеми. Ненависть высокой волной прокатилась по всему бараку. Ненависть была самым сильным, объединяющим весь лагерь чувством.
В барак вошла лагеркапо, та самая, что участвовала в отборе. Вместе с ауфзееркой они переходили от нар к нарам и что-то шептали. Мы обеспокоенно вертелись на своих местах. Визит этот не предвещал ничего хорошего. Лагеркапо сказала громко:
— Кто хочет пойти в город, в мужской лагерь? Там есть легкая работа, штатское платье и хорошая пища.
Говоря это, она усмехалась хитро и заискивающе.
— Ну, что же, не объявляются желающие?
Изо всех углов ее засыпали вопросами, как потом оказалось, очень наивными.
Мы, из Павяка, привыкли не доверять, но все же сразу не могли разгадать, какое новое коварство кроется в этом приглашении на «легкую работу».
Блоковая стояла сбоку и тихонько просвещала одну из заключенных.
Я пробралась туда. По-видимому, она что-то знает.
— В «пуф», — услыхала я, — набирают в «пуф».
— А что там делают?
— Ничего. Надо обслужить двадцать мужчин в день…
— Каких мужчин? — спрашивали мы, все еще не понимая.
— А, вероятно, тех, кто уже давно сидит, тех, что на должностях, разве я знаю каких. Во всяком случае, не эсэсовцев, а заключенных…
— И что же — это действительно добровольно или будут посылать силой?
— Не знаю, все возможно. Но пока из блока выходить нельзя.
Я побежала к Зосе. Она сидела перепуганная. Перед ней стояла ауфзеерка и внимательно разглядывала ее. Я решила «действовать».
Когда ауфзеерка на минуту перевела свой взгляд на другую, я подала знак Зосе.
— Бежим, Зося, быстро!
