Возможно, что такой же политически-утилитарный смысл имеет у него учение о бессмертии души и о загробном возмездии. Верас рассказывает, что наряду с изложенным выше официальным учением среди севарамбов распространены и другие теории. Часть ученых вовсе отвергает бессмертие. Другие считают, что душа материальна и что о ее бессмертии можно говорить лишь в том смысле, в каком это приложимо к материи: она может менять форму, но не может быть уничтожена[71]. Верас весьма осторожно сопоставляет эти три теории, его собственное отношение к ним остается скрытым. Большинство же севарамбов предпочитает теорию бессмертия по мотивам мало убедительным: во-первых, она кажется им более правдоподобной и приятной (!), а во-вторых, она освящена авторитетом Севариса, заветы которого севарамбы склонны беспрекословно соблюдать[72]. Общее впечатление от всех рассуждений Вераса по религиозным вопросам таково, что сам он в своем рационализме гораздо более радикален, чем его севарамбы.
Изображение религиозной жизни севарамбов служит у Вераса еще одной цели — весьма завуалированной критике религиозной жизни христианских стран. Он очень осторожен. Утверждая, что религия севарамбов «наиболее соответствует человеческому разуму», он сейчас же оговаривается, что она тем не менее не самая истинная, ибо ей следует предпочесть «небесный свет Евангелия». Но без этого «божественного откровения» мнения севарамбов о божестве пришлось бы признать правильными[73]. В стране севарамбов есть небольшая группа христиан. Они пробовали вести пропаганду. Но их число не возрастает. Интересно, как излагает Верас причины этой неудачи. Севарамбы, — говорит он, — слишком полагаются на человеческий разум. Они считают странными святые таинства нашей религии и смеются над всем, что превосходит их «затемненное понимание». Они издеваются над чудесами, объясняют все явления естественными причинами, убеждены в том, что все в природе происходит в установленном порядке, согласно естественным законам[74]. В конце концов, христианские священники пришли в отчаяние, решив, что только большое чудо, «смирив разум» этих неверных, могло бы привести к их обращению. Очевидно, Верас рассчитывал, что найдутся читатели, которые поймут преимущества рационалистической логики севарамбов над христианскими доводами, опирающимися против разума на откровение. А в то же время, с точки зрения цензуры, его изложение было как будто вполне христиански-благонамеренным.
