— На другой день я запряг барана в упряжку с волком на колесиках, он обернулся, увидел острую морду и буквально взлетел на воздух. Результат — висящая на перевязи рука и шишка величиной с гору…
Он сам себя не узнавал. Никогда еще раньше он не распространялся подобным образом о своем детстве.
— Твой отец, — спросил он без обиняков, — рассказывал тебе обо мне?
— Очень мало. Он редко бывает дома. Охота на выдр захватывает его почти целиком.
Господин де Катрелис заметил легкое волнение в его голосе и прикусил губу.
— Но он хотя бы учит тебя ездить верхом?
— Нет, но учит сосед. А вообще моим образованием занимается мать, но она говорит, что я уже слишком умный для нее как для учительницы, и в будущем году я поступаю в коллеж.
— В какой именно?
— В Пуатье. Она рассказывает мне также о нашей родословной! Я помогаю ей рисовать герб нашей семьи. Он восходит к 1412 году.
— Нет, он значительно древнее. Но первая дворянская грамота отмечена действительно этим числом. И все это… тебя интересует?
— Очень. Я постараюсь быть достойным своих предков и поступать так же хорошо.
— Может быть, ты станешь даже лучше их.
— Мама написала историю семьи. Там есть одна фраза, которая мне непонятна: «Дурное прошлое всего лишь сон, а честь остается».
— Это значит: что бы ты ни делал, никогда не должен поступаться своей честью. Это главная семейная ценность, и ее надо беречь. Малыш, ты думаешь о таких вещах! Это хорошо. Но сколько же тебе лет?
— Двенадцать с половиной.
— Не стоит обижаться на меня за то, что я не знал твоего возраста. У меня столько внуков и… я так часто бываю в отъезде.
* * *
Взявшись за руки, они ходили туда и обратно по двору, глядя друг другу в глаза и рассказывая свои тайны. Словно солнце поднималось в душе господина де Катрелиса. Тот серьезный ребенок, который спал в нем, воплотился в этом живом, проницательном, любопытном ко всему, гордом своим древним именем и сознанием своей чести обладателе секретов, которые объясняют всю подноготную их семьи и оправдывают ее. Серьезный, но вылечившийся от тяжелой раны мальчик. Нет, скорее, еще не успевший получить раны от жизни, не знающий, что такое пустые обещания людей. Теперь он думал, что совсем неважно и даже предпочтительно, что «Выдра» пропадал в столь долгих отлучках.
— О! Кажется, нам помешают!
«Эпаминонд» жестикулировал в конце аллеи.
— Надо возвращаться, малыш. Нас зовут. Гости разъезжаются, я должен с ними попрощаться. Но ты знаешь, я тебя очень люблю.
