— Хорошо, — решил генерал. — Атаку начнем пятнадцатиминутной артподготовкой.
— Разрешите доложить план артподготовки?
Буранов в кратких словах изложил свой план. Всю артиллерию он разбивал на четыре группы. Три группы будут вести огонь по назначенным им траншеям, а четвертая — по батареям и наблюдательным пунктам противника. Переноса огня вглубь, что являлось для гитлеровцев сигналом того, что русские пошли в атаку, не будет. Огонь будет переноситься только с первой траншеи на вторую и со второй на третью, так что сила его будет все более наращиваться.
Генерал одобрил этот план и развернул рабочую карту, на которой было показано расположение частей на исходных позициях для штурма и стрелами обозначены направления ударов...
Через полчаса с кочек у блиндажа всех как ветром сдуло. Всюду началось большое оживление. Забегали связные и ординарцы, заработали телефонные аппараты.
В эту ночь Кузьма напрасно поджидал в землянке своего полковника с чайником, который был заботливо укутан в ватник. Чай оставался горячим до утра, но пить его было некому: Буранов в сопровождении адъютанта обходил огневые позиции артиллерии. Несколько батарей он подготовил для выдвижения на прямую наводку...
А гитлеровцы всю ночь, как обычно, пускали ракеты, освещавшие безжизненную равнину, изрытую окопами, которые казались пустыми, заброшенными, и их наблюдатели доносили:
— У русских все спокойно.
ГЛАВА X
«ЦЕПЛЯЙТЕСЬ ЗА НЕБО!»
Командующий группой немецких войск генерал Краузе любил одиночество и работал обычно в своем кабинете, устроенном в большом блиндаже, покрытом броневыми плитами из лучшей крупповской стали. Стены кабинета были сплошь завешаны коврами — большую коллекцию их Краузе вывез из Крыма. На фоне их особенно выделялась гипсовая белизна лица генерала, в котором каждая черточка, начиная с орлиного носа и кончая складочками у глаз, выражала высокомерие. На письменном столе выстроились в безукоризненную шеренгу и будто сами держали равнение телефонные аппараты. Командующий предпочитал выслушивать доклады и донесения подчиненных по телефону — входить в кабинет без крайней надобности не разрешалось даже начальнику штаба.
К фамилии Краузе так и просилась приставка «фон», но генерал не гнался за этим. Он не был бароном, но бароны (почище незадачливого фон-Штуббе) были у него на побегушках. Адъютант, который родовитостью мог поспорить с каким-нибудь герцогом, старательно чинил карандаши для Краузе и почтительнейше подавал ему плащ. А Краузе относился к адъютанту, как к телефонному аппарату.
