Настоятель застал магистра уже у подножия лестницы, с которой пялилось на него множество любопытных глаз. Де Шартре разогнал всех одним строгим взглядом. Ранульф зазвонил в колокол, призывая на молитву, — излишние старания, потому что все и без того были на ногах, однако Ранульф счел нужным вернуть монахов к будничному распорядку. Настоятель тем временем по настоянию Фалконера отправился вместе с ним в больницу.
— Зачем тебе туда идти, магистр? Нам бы лучше решить, что делать с молодым Мартином Ле Конве, что сидит в погребе. Кстати, ключ от двери у тебя? Брат Майкл подумал, что ты мог его… — настоятель поискал слова, не слишком обидного для гостя, несмотря на то, что уже питал глубочайшие подозрения на счет магистра, — одолжить?
Джон де Шартре покраснел.
— Верно, одолжил. И успел найти ему хорошее применение, пока вас не было.
— Надеюсь, ты не выпустил мальчишку. Он убийца, и ты сам понимаешь последствия подобного поступка.
— Нет, я не выпускал Мартина, но и в погребе его сейчас нет.
Настоятель резко остановился:
— Попрошу не говорить загадками, мастер Фалконер. Или он в погребе, или ты его выпустил. Другого ответа не существует.
— Поверь мне, настоятель Джон, существует. И на меня тоже было совершено нападение, за той же запертой дверью, так что, сам понимаешь, должен существовать другой ответ. Но давай дойдем до госпиталя, и я продемонстрирую тебе решение.
Они стояли у входа в больницу, и настоятель, бросив на Фалконера недоверчивый взгляд, все же шагнул внутрь. Он явно начинал подозревать в магистре какого-то злого колдуна. Устраивает исчезновение мальчика, потом объявляет о нападении призрака на него самого… Он надеялся, что нынешние беды не связаны с доверенной ему мрачной тайной погреба. Пройдя вслед за Фалконером в госпиталь, он убедился, что там ничего не изменилось. Несколько келий было занято дряхлыми монахами, проводящими оставшиеся недолгие дни жизни в обстановке несколько менее суровой, нежели требовали строгие монастырские правила. А в последней из них брат Томас снова сидел над распростертым на постели братом Питером, все так же прикованным к кровати. Настоятель с Фалконером прошли по проходу под торжественное песнопение первой службы, восславляющее новый день, доносившееся к ним из церкви. Они остановились в ногах кровати Питера, и юноша открыл глаза. Взгляд его был пустым, как бывает спросонья. Настоятель и брат Томас воззрились на Фалконера с любопытством, ожидая, что дальше. Фалконер, осмотревшись, окончательно убедился, что картина убийства Эйдо Ла Зуша, сложившаяся у него в голове, верна. Однако он нуждался в присутствии еще одного лица и надеялся, что точно вычислил его местонахождение. Впрочем, пока Мартину лучше было не показываться на глаза.
