— Но он может изменить отношение к тебе, узнав, что у вас родился ребенок.
— Он никогда об этом не узнает! — горячо воскликнула Эльвира. — Это только мой ребенок!
— Однако у него есть на это право.
— А у меня есть право решать, — парировала она, — говорить ему об Аделе или нет.
— Но со временем могут измениться и твои чувства к нему, — снова возразил он, приводя все новые доводы. Этот разговор причинял ему и боль, и радость одновременно, он сознательно терзал себя, а каждый ответ Эльвиры заставлял счастливо воспарять его сердце. — Что, если Адела, подрастая, будет все больше походить на своего отца? Возможно, ты захочешь вернуть этого мужчину…
Эльвира не ответила, не желая, чтобы он увидел, какую боль причиняют ей его жестокие слова. Леонардо действовал так, словно хотел, чтобы она поступила таким образом. Впрочем, возможно, в нем просто говорит мужская солидарность. Как отец он легко представил себя на месте Альфредо.
Неожиданно ей показалось, что Адела кричит, и она замерла, прислушиваясь.
— Это Адела?
— Да. Она спасла тебя от ответа! — Заметив на ее блузке два маленьких влажных пятна, Леонардо криво усмехнулся. — Думаю, тебе лучше сменить блузку, прежде чем спуститься вниз.
Эльвира посмотрела на свою грудь и, подняв голову, увидела в его взгляде горячее желание.
— Уйди, Леонардо! — хрипло промолвила она.
Вернувшись в гостиную, Леонардо нашел там Марко, укачивающего малышку на руках.
— Ты ее правильно держишь? — взволнованно спросил он.
Мальчик ответил ему возмущенным взглядом.
— Конечно, правильно! Папа, смотри! Она такая забавная! Ты знаешь, почти у всех моих приятелей есть младшие братья и сестры. Как бы я хотел, чтобы Адела была моей младшей сестренкой! Почему бы тебе не жениться на Эльвире? Ведь тогда так и будет?
Леонардо долго молчал, пораженный просьбой сына.
— В жизни не все так просто, — наконец тихо ответил он.
— Это неправильно!
— Марко! — приструнил сына Леонардо, но что-то в выражении лица мальчика заставило его отложить серьезный разговор.
Этот мальчик очень рано остался без матери, он фактически не знал ее, напомнил себе Леонардо. Поэтому неудивительно, что он страстно мечтает иметь нормальную семью. И Леонардо почувствовал подступивший к горлу комок.
Тоска по жене не оставляла его долгое время, и, вконец измученный этим чувством, он поклялся быть осторожным в отношениях с женщинами, не подпуская их слишком близко, чтобы потом опять не испытывать боли утраты. Но теперь он начал понимать, что нельзя застраховаться от всего. Он обвинял Эльвиру в трусости, а ведь трус прежде все он сам.
