- Ну не разочаровывайте меня, пожалуйста, я ведь вас так долго искал.
Майор Сомов улыбнулся, в меру искренне и в меру широко. Должна сказать, его зубы меня не разочаровали, поскольку вполне соответствовали уже сформировавшемуся у меня образу доброго молодца.
- А зачем вы (меня искали? - я глупо захлопала ресницами.
- Сейчас все прояснится, - пообещал мне добрый молодец, он же майор Сомов, и протянул какую-то слегка пожелтевшую фотокарточку:
- Это ведь вы?
Я послушно уставилась на фотографию и с большим трудом узнала в запечатленной на ней пигалице саму себя. Да, это была та самая Галка Генералова образца тысяча девятьсот восемьдесят девятого года, с дурацкой короткой челочкой и выражением безмятежной, ничем не замутненной доверчивости на простоватом личике, та Галка, которую отбывающий в ульяновский политех Парамонов бросил за ненадобностью вместе со старыми стоптанными тапками и побитой молью полосатой безрукавкой.
- Так вы или нет?
Я молча кивнула, а потом спросила потерянно:
- Откуда она у вас?
- Мы нашли ее в вещах Парамонова, - поведал добрый молодец и добавил:
- Там еще были ваши письма к нему.
Я вспыхнула. О каких письмах он говорит? Неужели же он имеет в виду мои слезливые послания Парамонову, эпистолярные вариации на тему "Вернись я все прощу"? Выходит, тот их сохранил? Конечно, я давно и не понаслышке знала, что Парамонов подлец и вырожденец, но масштабы этого самого вырождения оказались новостью даже для меня.
А этот голубоглазый словно издевался надо мной:
- Вы уж нас извините, но письма нам пришлось прочитать. Работа такая, ничего не поделаешь.
Я опустилась на стул и принялась нервно теребить тряпку, которой вытирала пыль с мебели перед приходом голубоглазого майора. Он сказал "нам пришлось", "нам" (!!!), судорожно соображала я. Хотела бы я знать, сколько бездельников копалось в моих письмах? Может, вся Петровка, 38, ими зачитывалась? Представляю себе! Ну да, они ведь делали это не из праздного любопытства, а исключительно по долгу службы, им можно, они почти как врачи, черт бы их! побрал, а вместе с ними и Парамонова!
А исполненный служебного рвения майор Сомов щедро сыпанул добрую пригоршню соли на мои свежие раны:
- Хорошие, кстати, письма, трогательные...
Я вскочила со стула и забегала по комнате. Наткнулась на стоящую в углу швабру, с грохотом опрокинула ее на пол, подняла и снова прислонила к стене... Боюсь, что великий и могучий русский язык не предусмотрел слов, подходящих для описания обуревавших меня в тот момент страстей.
