Как ни странно, некоторые из потенциальных клиентов жили к юго-западу от Лондона — в Суррее, Гэмпшире, Уилтшире, один даже в Дорсете, хотя и ближе, чем Джемайма. Так что он с утра садился за руль и начинал колесить по дорогам, обедал с одними клиентами, ужинал с другими, и неизбежно кто-нибудь спрашивал о Джемайме.
— Мы больше не встречаемся, — объяснял он, стараясь заглушить боль, которую вызывали в нем эти слова.
С родителями дело обстояло сложнее: они постоянно беспокоились о нем и утверждали, что он ужасно выглядит.
Он действительно ужасно выглядел. В зеркало смотрел только в случае крайней необходимости, но и тогда старался не заглядывать себе в глаза. В их глубине таилась затаенная обида, поэтому он и не смотрел на себя, а работал, пока хватало сил, вечером же валился в постель и старался не думать о прильнувшем к нему жарком теле Джемаймы, о ласковом прикосновении ее рук, о невероятной нежности ее объятий.
Недель через пять после церемонии открытия в его квартире раздался звонок.
— Сэм? Дорогой, это Мойя. Не мог бы ты сегодня к нам заглянуть? Мы с тобой должны посмотреть планы, которые составили. Мы передумали насчет сада на крыше и решили... ну, в общем, приезжай, по телефону трудно объяснить.
Сердце у Сэма упало. Мойя Кеннеди отличалась трудным характером, крайней нерешительностью и к тому же была чрезвычайно избалована.
— Конечно, Мойя, — согласился он без всякого энтузиазма. — Когда?
— Может, сегодня?
Сэм заглянул в свой ежедневник. На одиннадцать была назначена встреча с одним клиентом, в Лондоне, на три — еще одна, с другим заказчиком. В промежутке он собирался постричься и заглянуть на объект, в конкурсе на перестройку которого участвовал, но...
— Как насчет половины первого, без четверти час?
— Отлично. Угощу тебя обедом. Ты прелесть!
Прелестью Сэм себя не чувствовал. Он отправился на встречу с первым клиентом, с трудом припарковался и чудом избежал штрафа. Предлагаемая работа ему не понравилась, он разошелся во взглядах с клиентом и отклонил возможность внести изменения в проект.
Клиент обиделся, и Сэм уехал, понимая, что испортил свою репутацию в доброй половине Хемпстеда.
А-а, ну и ладно! Он и так достаточно загружен. Он отправился к дому Мойи, оставил машину на дороге на двойной желтой линии и вошел в подъезд. Штраф за парковку в неположенном месте он внесет в счет Мойи.
— Сэм, дорогой, заходи же!
Он чуть не упал от изумления. Мойя была одета — если это слово вообще уместно употребить в данном случае — в чрезвычайно легкомысленный пеньюар, под которым, как он подозревал, почти ничего не было. Большие солнечные очки торчали в разноцветных прядях ее волос. Кое-где проглядывала седина, заметил он. Он прошел в холл, а хозяйка, подхватив поднос с закусками, потащила его на второй этаж, где планировалось сделать на крыше сад над спальней.
