— Я бы сказала немного иначе. Я не доверяю тебе.
Он искренне изумился:
— Но почему?
Джеслин перебросила блейзер, с которого по-прежнему стекала вода, с одной руки на другую.
— Возможно, потому, что ты больше не Шариф, которого я знала. Сейчас я вижу перед собой шейха Фера. В нем очень мало от прежнего принца.
— Джеслин, — голос Шарифа неожиданно дрогнул, — я и не догадывался, что мог нечаянно чем-то тебя задеть. Я пришел просить тебя о помощи. Может, позволишь мне хотя бы все тебе объяснить?
— Сегодня вечером у меня самолет, и я хочу на него успеть.
— Но сначала ты меня выслушаешь? — сразу отреагировал Шариф, заметив перемену в ее голосе.
— Я не должна опоздать на самолет, — повторила она.
— Ты не опоздаешь, — убежденно сказал он. А пока позволь отвезти тебя домой.
Сообщив шоферу Шарифа свой адрес, Джеслин положила мокрые вещи на колени, стараясь не замечать сидящего рядом с ней мужчину. Несмотря на просторный салон, игнорировать Шарифа было невозможно. Так было всегда — стоило ему куда-нибудь прийти, как взгляды всех людей сразу обращались к нему.
Джеслин чувствовала тепло, исходившее от его тела, вдыхала запах, напоминавший ей о прошлом и вызывавший в памяти море воспоминаний, о которых она предпочла бы забыть, потому что они заставляли ее сердце сжиматься от боли и сожалений.
— Ты настолько мне не доверяешь, что отказываешься даже взглянуть на меня?
Джеслин не ответила. Да и что она могла сказать? Что все эти годы она сожалела о том, что совершила? Что была глупышкой, уйдя от него, втайне мечтая о том, что он прибежит к ней, умоляя вернуться, клянясь в своей любви?
— Разрыв — это всегда неприятно. Воспоминания о нем доставляют боль.
— Но мне кажется, ты счастлива. Ты осуществила свою мечту.
Мечту? — горько усмехнулась про себя Джеслин. Она никогда не мечтала об одиночестве, тем более дожив до своих лет. Она грезила о семье, о детях.
Родители Джеслин умерли с разницей в три года, и на воспитание ее взяла немолодая тетя. Тогда Джеслин осознала, как сильно нуждается в том, чтобы ее окружали любящие и любимые ею люди.
Вместо этого она одинока и учит чужих детей.
— Да, — с трудом произнесла она. — Это чудесно.
— Я еще не видел тебя настолько уверенной в себе.
Джеслин мельком посмотрела на него и снова отвернулась к окну.
— Прошло столько лет. Я изменилась.
— И думается, это далось тебе нелегко, — тихо сказал Шариф, прекрасно зная, что за ее словами скрывается трагедия, случившаяся в прошлом.
