— Вот лентяйка! Но здесь их много. — Она пробежалась пальцами по стопке пластинок. — Вы сами их покупаете или вам дарят?
— И то, и другое. У меня здесь много записей опер, где поет моя мама. — Эвелин показала стопку стоящих отдельно пластинок. Когда-то Грегори Тернер, ее первый возлюбленный и менеджер родителей, прислал их ей в знак примирения. — Моя мама пела ведущие партии в оперных театрах, а отец всюду ездил с ней как дирижер.
— Boy! Значит, музыка была главным в вашей семье! Держу пари, вы не пропустили ни одной минуты музыкальных занятий!
— Представь себе, это вовсе не так, — спокойно возразила Эвелин, — я не хотела заниматься музыкой. К великому огорчению моих родителей, я не проявила ярких способностей и сидела за роялем исключительно из любви к родителям. Продолжением музыкальной династии стала Глория, которая жила с нами и показывала чудеса виртуозности, они перенесли весь жар музыкального таланта на нее. — Сандра смотрела на нее удивленно, не веря своим ушам. — А тебе нравится играть на рояле?
Сандра засияла.
— Да, очень! Но папа мог платить только за один урок в неделю, и я в детстве старалась не пропускать ни одного занятия.
— Папа платил? — переспросила Эвелин. — Я думала, что Томас не поддерживал связь с твоей мамой.
— Не Томас. Платил мой другой папа — Джуно, муж мамы.
— Я не знала, что у нее есть муж, — пробормотала Эвелин, понимая теперь, почему Кристина Брунсвик не поддерживала связи с Томасом Айвором.
— На прошлой неделе они отметили десятилетие свадьбы, — сообщила Сандра. — У меня есть два маленьких братика.
— Ты с ними дружишь? Джуно относится к тебе так же внимательно, как к ним?
— Мальчики пока еще маленькие, но симпатичные. Джуно — хороший человек. У него своя конюшня, и он учит меня езде на лошадях. — Сандра покачала головой. — Сложности у них со мной, а не у меня с ними.
Эвелин хотела спросить Сандру, что она имеет в виду, но вдруг спиной почувствовала, что сзади кто-то стоит. Она обернулась и увидела у двери Томаса Айвора, с интересом слушающего их разговор.
— Вы быстро справились, — сказала Эвелин, довольная, что он разглядывает дочь, а не ее.
— Я говорил, что не берусь не за свое дело. Где я могу вымыться? — Его руки были выпачканы и пахли смесью масла и бензина. Рубашка была засучена по локоть, на руках заметны капельки пота. Работа, видимо, оказалась не слишком легкой.
— Сейчас покажу.
Она хотела просто сказать ему, где ванная, но его присутствие настолько смутило и взволновало ее, что она, непонятно зачем повела его через холл и вошла вместе с ним в ванную комнату, сверкающую серебристо-голубыми и ослепительно белыми тонами. Его взгляд задержался на большой и глубокой ванне, где могли бы поместиться двое, затем он стал внимательно рассматривать коллекцию разноцветных флаконов с пеной для ванны, шампунями, кремами. Он кинул взгляд и на блюдца с ароматизированными свечами, стоящие на подоконнике и наполняющие комнату волнующим запахом.
