Если один Бог, то другой - сатана. И если один восторжествует - то другой должен рассыпаться в прах.
Учитель как будто даже не хочет говорить для фарисеев и тех, кто с ними.
Он говорит о них словами пророка - "огрубело сердце людей сих, и ушами еле слышат, и глаза свои сомкнули, да не увидят глазами и не услышат ушами и не уразумеют сердцем, и да не обратятся, чтобы я исцелил их".
Он облекает свое учение в форму иносказаний и притч, непонятных для непосвященных.
Своим ученикам наедине он разъясняет сокровенный смысл.
Он говорит теперь о Царствии Божием и его слова так необычайны. Проповедуемое им Царство так не похоже на то, о котором толкуют раввины. Оно так далеко от всего, что кругом, что видят глаза, и осязают руки. Оно точно совсем в ином мире. И вместе с тем, иногда, когда они слушают, оно кажется совсем близким, как будто бы оно вот здесь, под сердцем.
Тогда Учитель говорит: "Царствие Божие внутри вас есть".
* * *
Смотрели на закат, все небо пылало точно совершился там какой-то исполинский пожар.
Учитель был грустен.
И смотря на небесное зарево, он говорил тоже об огне.
"Огонь пришел я низвести на землю. О, как желал бы я, чтобы он скорее возгорелся!"
"Крещением должен я креститься: и как я томлюсь, пока сие совершится..."
"Не думайте, что я пришел принести мир на землю, но меч".
* * *
Иуда часто видел во сне Учителя. И раньше это были такие радостные сны. Учитель приходил и нежно склонялся над его изголовьем.
Но страшный сон видел Иуда недавно. Снилось ему, что он не человек, а какое-то необыкновенное существо, наполовину человек, а наполовину - зверь, как вот те страшные изваяния с лицом человека и с туловищем животных, которым, как слышал он, поклоняются в Египте.
Звериное мясо покрыто шерстью - там, снизу. Но оно растет, постепенно покрывает его тело, и того и гляди, покроет и голову, и тогда из человека станет он чудовищем, бессмысленным и страшным. Он не один, кругом него много таких же как он, и все они копошатся на дне какой-то пропасти.
А наверху, на уступе, стоит Учитель, как всегда, весь в белом, и еще белее кажется от падающих на него солнечных лучей.
У него в руках меч, длинный-длинный, почти в длину человеческого роста. Обеими руками держит он рукоять и опирается на нее лицом.
Он бесконечно грустен.
Нижней части лица не видно.
Глаза закрыты, и из-под опущенных ресниц медленно, одна за другой текут слезы...
А руки, кажется, ранены, или даже проткнуты насквозь и по рукояти и по лезвию струится кровь.
