- Конечно.
Но кто будет платить?!
Ее взгляд говорил, что мне надо лечиться совсем от другой болезни.
Меня провели в кабинет с кушеткой, покрытой узкой бумажной простыней.
Вы не возражаете, если здесь будет присутствовать практикант? - спросил доктор для проформы.
Конечно, не возражал.
Потом я боком лежал на простыне, неудобно поджав ноги, а они что-то делали у меня сзади. Вначале было неловко и стыдно; почему-то казалось, что свежие носки, надетые мной перед самым выходом из дома, пахнут потом. Минуту спустя я про все забыл и едва не кричал от боли. Short instrument... Long instrument, - доносились слова доктора, предназначенные то ли для моего успокоения, то ли для вразумления практиканта.
Доктор вышел, практикант остался за моей спиной, придерживая разрывавший мне кишку short instrument.
- Кем вы работаете? спросил он, желая, вероятно, смягчить тяжесть моего положения.
- Пишу... писатель, - промычал я. У меня просто не было сил придумывать другое, а слово writer значит, как известно, все, что угодно: от написания романов до сочинения инструкций по использованию мыла.
- Ого! Как Лев Толстой? - хихикнул догадливый юноша.
Вернулся доктор, и пытка возобновилась.
Когда меня наконец отпустили, было такое чувство, что внутри разрушены какие-то жизненно важные органы. Больше никто мной не интересовался. Весь в холодном поту, я шел к выходу по узкому коридору, затем через многолюдный зал. Люди глядели на меня внимательно и расступались, дава дорогу. Их лица расплывались и не задерживались в сознании. Мне хотелось в туалет. С чьей-то помощью отыскав наконец уборную, я тут же убедился, что мои старания напрасны: я ничего не мог. Это открытие повергло меня в ужас. Пытаясь преодолеть немощь, уже одетый в пальто, я долго стоял в душной кабинке, пока не почувствовал, что свалюсь сейчас в обмороке...
Простите мне, добрый друг, что столь длинно и со всеми малоприятными подробностями рассказываю вам эту отнюдь не романтическую историю.
Только на крыльце, под проливным дождем, более или менее пришел в себя.
Было уже темно. Шквалистый холодный ветер пронизывал меня, взмокшего в туалетной кабине, до костей. И по-прежнему мучила нестерпимая нужда.
Вы знаете дорогу через Хэдингтон-хилл? Шоссе и узкие тротуары зажаты здесь, как в ущелье, каменными стенами, а за ними простирается пустынный старый парк. Пока я поднимался на холм, на слабо освещенной мостовой не было ни души. Изредка обгоняли меня автомобили да однажды проехал навстречу торопившийся куда-то велосипедист. Еще днем, по пути в госпиталь, я приметил на вершине холма перекинутый над дорогой каменный мост. Наверх к этому мосту вели две узкие лестницы с поворотами: можно было подняться по одной из них и затем, перейдя через дорогу наверху, спуститься по другой. Лестницы начинались от небольших арок в стене, полуприкрытых железными воротцами. Туда-то я теперь и спешил. Мочевой пузырь, казалось, вот-вот лопнет. Терпеть до дому не было сил. Но еще важнее было убедиться, что я могу.
