— Мы не можем ждать вечность, — недовольно сказал он.
Полковник ослепительно улыбнулся, но глаза по-прежнему излучали холод.
— Куда ты торопишься, сынок? Тебя ждет девушка?
Молодой человек покраснел, потупил взор и виновато признался:
— От такого сборища ниггеров мне делается не по себе.
— Ничего страшного, сынок, — сказал полковник. — Помни: это ради их же блага. Учись думать о черных с любовью и состраданием.
Молодой человек саркастически улыбнулся, но промолчал.
В задней части зала стояли рядом два стола с табличками: «Прием заявлений». За столами сидели двое чернокожих клерков. Они бесцельно перекладывали бланки, чтобы чем-то себя занять. Время от времени полковник кидал на них одобрительные взгляды, словно желая сказать: вот смотрите, до каких высот вы, ребята, поднялись. Но у его помощников все равно были виноватые лица, словно у отцов, которых застали за потрошением копилок их малышей.
На улице, на тротуаре и мостовой, чернокожие выражали праведное негодование:
— Это же бог знает что! Такое — да в Гарлеме!
— Да покарает их Господь!
— Эти долболобы сами не знают, чего они хотят. То они отправляют нас на север, чтобы от нас избавиться, то начинают заманивать обратно.
— Поверь белым, и ты из «кадиллака» окажешься в канаве.
— Так мы им и поверили! Скорее я поверю мокасиновой змее.
— Сейчас я войду и скажу этому полковнику: «Хотите, значит, чтоб я вернулся на Юг?» Он ответит: «Ну да, друг мой». Я спрошу: «А голосовать разрешите?» — и он ответит: «Голосуй сколько хошь, только бюллетеней не бросай», — а я скажу: «И позволите жениться на вашей дочке?»
Окружающие покатились со смеху. Но одному шутнику этого показалось мало, и он сказал:
— Так что ты не идешь? Полковник тебя ждет не дождется.
Смех прекратился.
— Слушай, я же не делаю всего того, что должен был бы, — смущенно сказал остряк.
— Погодите, вот узнает об этом преподобный О'Мэлли, тогда он им покажет, — сказала крупная пожилая негритянка.
Но преподобный О'Мэлли был уже в курсе. Барри Уотерфилд, фальшивый детектив, позвонил ему и рассказал, что к чему. По распоряжению О'Мэлли он должен был посетить полковника.
Барри был широкоплеч, чисто выбрит, коротко острижен. Когда он еще боксировал на ринге, ему перебили нос. На его темно-коричневом лице сохранились и другие отметины, полученные им за годы карьеры телохранителя, вышибалы, грабителя и, наконец, убийцы. У него были маленькие карие глазки, едва видневшиеся из-за шрамов, и два золотых передних зуба. Его легко было опознать, что ограничивало возможности его использования, но Дику сейчас выбирать было не из кого.
