— Не смеши меня, — отозвался привратник. — Дверь пуленепробиваемая, и выбить ее тоже нельзя.
— Спокойно, Эд, — обратился Могильщик к напарнику, а затем сказал часовому: — Ладно, сынок, мы подождем.
— У нас сейчас маленькое молитвенное собрание с согласия Всевышнего, — пояснил часовой. Но вид у него был обеспокоенный.
— А кто тут Всевышний? — резко спросил Гробовщик.
— Не ты, — огрызнулся часовой.
Наступило молчание. Затем они услышали какое-то движение, и голос спросил:
— Что там, Джо?
— Какие-то черномазые сыщики из участка.
— Я еще посмотрю на тебя, Джо, — проскрежетал Гробовщик, — и мы увидим, кто из нас черномазее.
— Можешь взглянуть хоть сейчас! — Джо явно расхрабрился в присутствии хозяина.
— Заткнись, Джо, — велел тот. Затем они услышали легкий шорох: похоже, глазок приоткрылся.
— Мы детективы Джонс и Джонсон, — сказал Могильщик. — Нам нужна кое-какая информация.
— Того, кого вы спрашивали, здесь нет, — сказал Хайдженкс.
— Это не важно, — сказал Могильщик. — Нам нужен Лобой.
— Зачем?
— Он мог кое-что видеть при налете, когда ограбили группу Дика О'Хары.
— Он замешан?
— Он не замешан, — отрезал Могильщик, — но он был в районе 137-й улицы и Седьмой авеню, когда столкнулись грузовики.
— Откуда вы знаете?
— Его партнер попал под машину налетчиков и погиб.
— Тогда… — начал было Хайдженкс, но часовой перебил его:
— Не говори легавым ничего, босс…
— Заткнись, Джо. Когда мне понадобится твой совет, я к тебе обращусь.
— Мы все равно отыщем Лобоя, даже если для этого нам придется выбить дверь. Так что если он здесь, то вышлите его на пару слов: вы окажете большую услугу нам и себе тоже!
— В это время он скорее всего в колыбельке у Сары, на 115-й улице в испанском Гарлеме. Знаете, где это?
— Сара наша старая подруга.
— Еще бы, — хмыкнул Хайдженкс. — Во всяком случае, я не знаю, где он живет.
На этом разговор окончился. Благодарности за сведения высказано не было, да ее никто и не ждал. Работа есть работа.
Они поехали на 110-ю улицу мимо ухоженных домов, выходящих на северную окраину Центрального парка и лагуну. Там жили наиболее состоятельные цветные семьи. Это была тихая улица — Кафедральная аллея, названная в честь Кафедрального собора Иоанна Богослова, самой красивой церкви в Нью-Йорке, выходившей на нее. Ее западная часть у церкви была заселена белыми, но цветные оккупировали тот отрезок, что выходил к парку.
Выехав на Пятую авеню, они оказались на площади, за которой начинался испанский Гарлем. Улица сразу сделалась грязной, населенной пуэрториканцами всех оттенков кожи. Дома были так забиты людьми, что казалось — еще немного, и стены лопнут под напором человеческой плоти. Английский язык сменился испанским, а цветные американцы — цветными пуэрториканцами. Когда детективы оказались на Мэдисон-авеню, они были уже в пуэрториканском городе с пуэрториканскими традициями, пуэрториканской едой, где на магазинах, ресторанах, конторах красовались испанские вывески, предлагающие пуэрториканские товары и пуэрториканские услуги.
