— Не более, чем я, герр оберст. Вот почему я и прошу разрешить мне ещё немного, остановиться на этих детских воспоминаниях. Это поможет вам восстановить в памяти некоторые обстоятельства, предшествовавшие нашему отъезду. Вы, верно, припоминаете время, когда мы оставили родину, — тысяча девятьсот двадцать восьмой год — и то, что отец выехал в Советскую Россию как иностранный специалист?
Полковник утвердительно кивнул головой:
— Большевики тогда охотно приглашали иностранных специалистов. Золотая пора для нашей разведки!
— К сожалению, она быстро кончилась.
— Но меры предосторожности необходимы были уже и тогда. Вот почему и в дипломе, и в рекомендациях фирмы Бауэра стояла фамилия Залесского, Станислава Залеского. Поляка по происхождению. Меня, конечно, тоже перекрестили. Я и до сих пор помню, как задолго до отъезда отец ежедневно внушал мне, что моё настоящее имя не Генрих, а Юзеф, что фамилия моя Залесский, что я не немец, а поляк.
— Это было безумие — брать вас с собой, в эту варварскую страну!
— Вы забываете, что после смерти матери отец никогда со мной не разлучался, что ехал он в Россию не с каким-либо определённым поручением, а с заданием оставаться там как можно дольше.
— Я предложил Зигфриду оставить вас у меня…
— Вы тогда крайне неосторожно завели этот разговор в моём присутствии! Помните, как я расплакался и уцепился за руку отца?
— О, какая память! — восторженно вырвалось у Бертгольда.
— А фрау Эльза, ваша жена, выбранила вас обоих. Надеюсь, она в добром здоровье?
— Она очень обрадуется, узнав о нашей встрече.
— Передайте ей искренний привет от меня! И вашей дочери, которой я так надоедал, дёргая её за косички. Золотоволосая малютка Лора…
— О, Лора сейчас уже девушка на выданье. Как течёт, как быстро течёт время!
Оберст Бертгольд окончательно расчувствовался. Лишь присутствие Кокенмюллера сдерживало его сейчас от подробного рассказа о своей Лорхен. Усилием воли оберст отогнал это искушение. Лицо его снова стало непроницаемо спокойным, как всегда в присутствии подчинённых. Сохранять на своём лице это выражение оберст считал такой же служебной обязанностью, как и носить мундир застёгнутым на все пуговицы.
Почувствовав перемену в настроении своего собеседника, Генрих дальше рассказывал сжато, не вдаваясь в лирические отступления.
— Я отнял у вас много времени, герр оберст, и потому сейчас коротко расскажу вам то, о чём подробнее напишу в своей докладной записке. Сперва отец работал как инженер электрик в Донбассе, затем его перевели на Урал, в тысяча девятьсот тридцатом году, по выражению русских, «перебросили» на строительство большой гидроэлектростанции. Вы знаете какой, герр оберст, ибо именно с этого момента, как мне позже говорил отец, он поддерживал с вами непосредственно радиосвязь и почтовую связь через нашу агентурную сеть.
