— Охотно отвечу на все ваши вопросы…
— Вы работали в России и, конечно, знакомы с практикой русских. Скажите, когда советская контрразведка раскрывает нашего агента и арестовывает его, есть ли у него какие-либо шансы на спасение?
— Не больше, чем у рыбы, лежащей на сковороде, попасть обратно в речку. В мирное время наш разведчик ещё может рассчитывать на какие-то смягчающие обстоятельства, как-то: чистосердечное признание или ещё что-либо… Но во время войны… Вы сами знаете: законы военного времени всегда суровы.
— А если наш агент, чтобы спасти себе жизнь, или за высокую награду, согласится работать на советскую разведку?
— О, такие случаи исключены! — убеждённо сказал Гольдринг. — Дело, видите ли, в том, что кадры советской разведки подбираются по совершенно иным принципам, чем у нас, где обращаются к услугам платных агентов. Советская разведка, к сожалению, тем и сильна, что её сотрудники — люди идейные, я бы даже сказал — фанатики, которые работают не ради денег.
— Да, да… — гауптман Кубис замолчал, подыскивая зацепку, чтобы перейти к вопросу, который больше всего интересовал его сейчас. Помог ему сам Гольдринг.
— Простите, герр гауптман, что я вас прерву, — произнёс он небрежно, — меня просто угнетает мысль, что я немного виноват перед вами. Да, да, выслушайте меня, а потом уже протестуйте. Видите ли, вчера я напросился к вам в ученики, когда вы сели играть в бридж, и совершенно естественно отвлекал вас, нервировал тем, что всякий раз заглядывал в ваши карты… О, я всегда сам очень нервничаю, когда сажусь играть в шахматы и кто-то сидит у меня за спиной. Итак, я чувствую, что в вашем проигрыше значительная доля моей вины. Я очень прошу не обижаться и правильно понять меня. Вчера мне показалось, что у вас есть кое-какие затруднения, ну, с этим, Шульцем…
— К сожалению, вы угадали, барон, я действительно задолжал майору Шульцу триста пятьдесят марок и, если говорить честно, прямо не знаю, как выйду из этого положения.
— О, какие пустяки! Я буду просто счастлив, если вы согласитесь, чтобы я одолжил вам эту мелочь.
Гольдринг вынул из заднего кармана пачку новеньких банкнот и вопросительно взглянул на Кубиса.
— Я безмерно благодарен вам, дорогой барон, и хотя мне очень неудобно… Ведь мы с вами так мало знакомы…
— Чувство искренней симпатии часто зарождается после первой же встречи, — смеясь, поклонился Гольдринг, — верно ведь?
— Вы настоящий офицер, дорогой барон! — с облегчением воскликнул Кубис. — Честное слово, я охотно воспользуюсь вашей любезностью, конечно, на очень короткий срок.
