— Извините, вы не могли бы поднять повыше. Спасибо. Там я украшений, увы, не ношу. Уши — другое дело.
Джерома от этой шутки передернуло. Он ненавидел привычку матери вступать в разговоры с чужими людьми.
— Ну как? — спросила она, поворачиваясь к Джерому. Тот пожал плечами. В ответ она шутливо повернулась к продавцу и тоже пожала плечами, но он лишь громко сказал: «Пятнадцать» и уставился на нее. Он смотрел без улыбки, ему надо было продать. У него был грубый акцент. Кики почувствовала себя глупо и поспешила вернуться к торговле.
— Хорошо, а эти?
— Все серьги по пятнадцать, ожерелья тридцать, браслеты есть по десять, есть по пятнадцать — разные. Серебро, здесь все серебро. Примерьте ожерелье — смотрите, какое, — к черной коже очень пойдет. Вам понравились серьги?
— Схожу куплю буррито.
— Джером, пожалуйста, подожди. Можешь ты побыть со мной пять минут? Как тебе эти?
— Волшебно.
— Маленькие или большие?
Джером сделал отчаянное лицо.
— Ну ладно, ладно. Где ты будешь?
Джером ткнул пальцем в марево дня.
— Да там, банальное такое название — «Веселая курица», что ли.
— О боже, какая еще «Курица»! Первый раз слышу. Давай у банка через четверть часа. И возьми мне что - нибудь с креветками, если будет. И побольше сметаны с острым соусом. Ты же знаешь, я люблю остренькое.
Она смотрела, как он трусит прочь, натягивая футболку с Куртом Кобейном на рыхлые английские бока, широкие и тоскливые, как задний вид одной из тетушек Говарда. Затем она повернулась к прилавку и снова принялась очаровывать продавца, но тот был слишком увлечен наличностью в своем поясном кошельке. Кики вяло перебирала серебро, кивала на цены, которые усердно назывались каждый раз, когда ее рука касалась новой вещи. Кажется, ни ее личность, ни образ не интересовали его — только деньги. Он не называл Кики сестрой, не заигрывал с ней, не позволял лишнего. Смутно разочарованная, как это бывает, когда ждешь чего-то вроде бы неприятного, а оно не случается, Кики вдруг взглянула на него и улыбнулась.
— Вы из Африки? — мягко спросила она, беря браслет с крошечными брелоками в виде национальных символов — Эйфелевой башни, Пизанской башни, Статуи Свободы.
Мужчина скрестил руки на узкой, гофрированной груди с чуть ли не прорывающими кожу ребрами.
— Откуда я, вы сказали? Сами-то вы не африканка?
— Нет, что вы, я местная, хотя… — Кики отерла со лба пот тыльной стороной ладони, ожидая, что он закончит фразу — он должен был ее закончить.
