— Ладно, — наконец сказал голос, уже раздраженно. — Пальто только надену, хорошо? Наверху у станции Квинз-парк, да?
— Квинз?.. Нет, я, эээ… О Боже, я вышел на станции Килберн — неправильно? Я думал, вы живете в Килберне.
— Не совсем. Мы живем посредине между двумя станциями, ближе к Квинз-парку. Послушайте, просто… Я приду за вами, не волнуйтесь. Килберн, линия Джубили, да?
— Да, именно так. Очень любезно с твоей стороны, спасибо. Это Майкл?
— Да. Майк. А вас зовут?..
— Белси, Говард Белси. Джеромов…
— Да. Хорошо, тогда стойте там, профессор. Я буду минут через семь.
Возле будки околачивался нахальный белый парень: лицо одутловатое и три разрозненных пятна — на носу, щеке и подбородке. Говард открыл дверь с подходящей случаю примирительной улыбкой, однако, парень пренебрег подходящими случаю старомодными приличиями: со словами «Давно пора, черт драный!» он сунулся навстречу, так что обоим было не выйти, не войти. Говард покраснел. Нагрубил, толкнул плечом не он, а стыдно ему — но почему? Более того, это был не просто стыд, это была физическая капитуляция: в двадцать, тридцать, даже сорок лет Говард нахамил бы в ответ либо предложил наглецу выйти, но сейчас, в пятьдесят шесть, — увольте. Опасаясь обострения конфликта (Чего уставился?), Говард набрал из кармана необходимые три фунта и направился к близлежащей кабинке экспресс-фото. Нагнувшись, раздвинул миниатюрную оранжевую занавеску, словно на входе в крошечный гарем. Сел на стул, кулаки на коленях, голова опущена. Подняв глаза, он увидел свое отражение в грязном плексигласе: лицо на фоне большого красного круга. Первая вспышка сработала неожиданно: Говард нагнулся за оброненными перчатками, при звуке ожившего механизма поспешно стал выпрямляться и, когда камера сделала снимок, как раз поднимал голову, волосы упали налицо и закрыли правый глаз. Вид получился испуганный, побитый. Перед вторым кадром он вскинул подбородок и попытался посмотреть в камеру с вызовом, как это сделал бы тот, давешний, парень, — результат вышел еще невразумительнее. Потом получилась совершенно невозможная улыбка, в обычной жизни Говард так не скалился. За первой невозможной улыбкой последовали другие такие же: печальная, искренняя, сконфуженная, почти исповедальная — такая часто появляется у мужчин под занавес жизни. Говард сдался. Он дождался, когда тот парень вышел из телефонной будки и убрался восвояси. После чего поднял перчатки с пола и покинул свой закуток.
