Хрома | страница 37



Пять зеленых бутылок на стене стояло, вдруг одна бутылка со стены упала.

Архаичные зеленые цвета времени. Прошедшие века - вечнозеленые. Лиловый принадлежит одному десятилетию[41]. Красный взрывается и сам уничтожает себя. Голубой бесконечен. Зеленое платье земли невозмутимо переливается, в зависимости от времен года. И в этом надежда Воскресения. Мы воспринимаем в зеленом больше оттенков, чем в любом другом цвете, так ростки пробиваются в изгородях сквозь унылую зимнюю серость. Галлюцинации солнечных дней.

Я ждал всю жизнь, чтоб разбить свой сад.
На гальке коричневой Дангенесса
Я сад разбил цветов исцеленья.
Я вырастил розу и бузину,
Лаванду, полынь и морскую капусту,
Петрушку, фенхель и сантолину,
Мяту, руту и любисток.
Это был сад, чтобы душу утешить,
Сад античных кругов из камней
Кругов деревянных и дамб морских.
Затем добавил я ржавого лома,
Буек и надолбы против танков.
Вскопать твою душу с компостом из Лидда,
после обрезки и планировки,
с защитой от кроликов деревянной.
Мой сад поет с ветрами зимой.
Храбро встречает он соль в белых шапках,
От волн набегающих, гальку грызущих.
Мой сад прибрежный - не hortus conclusus,
В нем поэт видит во сне маргаритки.
Не сплю я этим воскресным утром
Сверкает мой сад новый всеми цветами.
Пурпурный ирис, имперский скипетр;
Зеленые почки на бузине.
Коричневый гумус, трава цвета охры,
Желтая в августе из-за цмина,
Оранжевой станет к сентябрю.
Синий от василька-самосева,
Синий от зимнего гиацинта,
Розово-белый взрыв роз в июне.
Алый шиповник, огонек зимний,
Горький терн для сладкого джина.
По осени - ежевика,
А весной - можжевельник.

Хаксли в Дверях восприятия воспринимает «самость» цвета - в минуту покоя Майстера Экхарта:

Листья плюща испускали какое-то стеклянное, нефритовое сияние. В следующее мгновение мое зрение взорвали заросли огненно-красных цветов. Настолько страстно живые, что, казалось, еще миг - и они заговорят. свет и тень сменялись непостижимо таинственно.

Не все находят в зеленом утешение. Фотограф Фэй Годвин сказала мне на прошлой неделе, что она ненавидит фотографировать зеленое - а в Англии слишком много зеленого! Дангенесс, с его охряной травой и галькой цвета кости доставил ей некоторое облегчение.

Четыре зеленых бутылки на стене стояло, вдруг одна бутылка со стены упала.

Я дарю вам зеленый цветок. Нет, не зеленую гвоздику Оскара. Это морозник, рождественская роза; лепестки ее цветка - не настоящие лепестки, как и у гортензии, которая может менять свой цвет (от розового до голубого, и опять к розовому - что бы сказал об этом Аристотель?), и они бледно-зеленые. А по-настоящему зеленый цветок - это цветок табака.