Даша прислушалась — в номере было тихо, лишь неразборчивый говор доносился с улицы. Владик убрёл в Смольный, она осталась одна.
Соскочив с постели и стянув с себя ночную рубашку, девушка на цыпочках подошла к зеркалу, оглядела критически своё тело, шлёпнула себя по тугой попе, провела ладонями по плоскому животу, приподняла, сблизив, две упругих груди. Хороша! Ей-богу, хороша! Но только Владимиру все её прелести не достанутся. Обойдётся.
Вытряхнув из саквояжа свои вещи, Даша надела бельё и примерила длинную чёрную юбку. Вместе с белой блузкой и кофточкой выйдет очень даже ничего. Или оставить гимназическое платье? Вздохнув — выбор всегда трудно давался ей, — девушка покрутилась перед зеркалом, облачившись в платье.
Полынова не таскала с собой в багаже ни пудрениц с пуховками, ни щёточек с кисточками, ни разных помад и духов. Даже лифчика она не носила, стараясь приблизиться к идеалу женщины в новой жизни — похожей на мужчину, тонкой, стройной, как юноша, чтобы быть повсюду товарищем и спутником мужчины, чтобы выполнять любую работу.
«Я и так красавица! — с удовольствием подумала девушка. — А мазаться да пудриться — это так буржуазно…»
Даша стала расчёсывать волосы — и задумалась. В этом году ей исполнилось двадцать три, а она до сих пор не была с мужчиной. Ни разу. Никак. Не делила ни с кем одну постель — как вчера уговаривал Владимир. Несносный, он горячо клялся, что даже пальцем её не коснётся. Просто, говорит, полежим рядом… Не вожделея, как Тристан и Изольда. Ага, щас!..
Девушка скорбно улыбнулась. Боже, как она изменилась, как всё перевернулось в душе… Три года назад, когда ещё не было войны, она редко задумывалась о прелюбодеянии, в смущении и страхе отгоняла от себя «стыдные» позывы. Само выражение «плотские утехи» звучало для неё ругательством, поскольку относилось к греху, к пороку.
Революция отменила грех, освободила желания из-под гнёта буржуазной морали, но… что-то продолжало мешать Даше «окунуться в пучину разврата», отбросить покров стыдливости. Какой-то внутренний стержень, укреплявший душу, никак не хотел в ней ломаться…
«Наверное, не моя в том вина», — решила для себя Полынова. Просто не встретился ещё тот мужчина, которому она могла бы принадлежать, не оскорбляясь самим глаголом «отдаться».
— Я его встречу, — пообещала себе Даша, глядя на себя в зеркало, и ткнула пальцем в пол: — Здесь, в Питере. Строго обязательно!
Напевая, она поспешила на улицу, продолжая думать о сложной девичьей судьбе.
