Фронт идет через КБ: Жизнь авиационного конструктора, рассказанная его друзьями, коллегами, сотрудниками | страница 6
Когда я писал о Лавочкине, все — и успехи его и неудачи — казалось мне волнующим и интересным. Я буду рад, если, знакомясь с жизнью Семена Алексеевича, читатель разделит и мой интерес, и мои волнения…
* * *
События, без которых я не мыслю начала своего рассказа, произошли на рубеже XIX и XX столетий. О первом трубили газеты и журналы всего мира. Оно попало в объективы фотоаппаратов и кинокамер. Второе ограничилось рамками семейной хроники.
Событие, взволновавшее мир, — создание самолета.
Семейное торжество — рождение сына в семье учителя Лавочкина.
И понадобилась четверть века, прежде чем между этими фактами установилась прочная, неразрывная связь — сын смоленского учителя занялся авиацией, сделал первые шаги к высокому званию конструктора.
Схоласты долго спорили о том, что появилось раньше: курица или яйцо? Чтобы не уподобляться им, оговоримся сразу: ни самолет, ни конструктор Лавочкин не могут существовать в этой книге друг без друга. Вот почему мой рассказ более всего похож на веревочку, свитую из двух нитей. Я сам не знаю, чего в ней больше: фактов жизни человека или же рассказов о деле, которому он служил, которое очень любил…
Будущий генерал советской инженерно-авиационной службы едва научился ходить, когда в далекой Америке братья Вильбур и Орвиль Райт приступили к первым полетам. Несколько лет спустя, когда юный Лавочкин узнал азы грамоты, братья Райт научили свой самолет не только подпрыгивать, но и держаться в воздухе. Два ровесника — смоленский мальчик и машина, о которой мечтал мир, делали первые шаги навстречу друг другу.
«Когда я был маленьким, — написал Лавочкин в 1945 году в статье «Письмо незнакомому мальчику», я очень любил придумывать. Мне всегда страшно хотелось мастерить: [11] увидеть задуманное воплощенным в металл или дерево. Но иногда меня постигало страшное разочарование: великолепная моя идея иногда оказывалась положительно уродом. И я тогда еще понял: мало придумать, еще надо осуществить. А теперь я вижу, как это важно — с детства приучать свои руки осуществлять то, что задумала голова».
Первые шаги Лавочкина не очень примечательны, но и самолет пока только зрелище — эдакий цирковой снаряд с бесстрашными воздушными акробатами, работающими перед огромной толпой высоко и без сетки. В «летающих этажерках» пока невозможно разглядеть ни будущих военных машин, ни комфортабельных лайнеров.
Никто не мог точно предсказать будущее самолета. Никто не пытался предсказывать жизненный путь Сани Лавочкина, в ту пору упрямо решавшего хитроумные арифметические задачи. Склонившись над разграфленной в клеточку тетрадкой, мальчик помогал купцам отмерить должное количество аршин, отвесить положенное количество фунтов и золотников, наполнить нужное количество мер. А тем временем люди, которые были старше его на какой-то десяток лет, с упорством, отнюдь не меньшим, решали гораздо более сложную задачу — они учили самолет летать.