— Такое мне в жизнь не убрать, — пожаловалась Сестренка.
— Иди открывай, — резко сказала Аламена.
Сестренка с трудом проталкивалась через галдящую пьяную толпу в гостиной.
— Кто-нибудь откроет или нет? — кричал голос из-за двери.
— Иду! — крикнула Сестренка. — Потерпи немного.
— Ну-ка пошевеливайся, — отозвался голос.
— Там за дверью, наверное, холодище, — пошутил кто-то из пьяных.
Сестренка подошла к двери и, не открывая ее, крикнула:
— Ну что ты так стучишь — хочешь дверь сломать, что ли? Кто там?
— Преподобный Шорт! — был ответ.
— А я царица Савская, — отозвалась Сестренка, согнувшись от смеха и колотя себя по бедрам. Она обернулась к гостям, чтобы и те посмеялись. — Говорит, что он преподобный Шорт.
Кое-кто из гостей дико заржал.
Сестренка повернулась к дверям и сказала:
— А ну-ка еще раз назовись, только не говори, что это сам святой Петр пожаловал за Большим Джо.
Три музыканта продолжали наяривать вовсю, безучастно глядя в пространство, словно видели землю обетованную за рекой Иордан.
— Повторяю: я преподобный Шорт, — сказал голос.
Сестренка внезапно перестала смеяться и осерчала:
— Хочешь, скажу, почему я сразу поняла, что ты не преподобный Шорт?
— Очень хочу, — сердито отозвался гость.
— Потому что преподобный Шорт уже здесь, — торжествующим голосом объявила Сестренка. — Стало быть, ты кто-то другой.
— Господи Боже, — отозвался ее собеседник, — дай мне терпение! — И нетерпеливо забарабанил в дверь опять.
Мейми Пуллен открыла дверь ванной.
— Что происходит? — спросила она, высунув голову. Увидев перед входной дверью Сестренку, она осведомилась у нее: — Кто пришел?
— Какой-то алкаш. Говорит, нахал, что он преподобный Шорт, — доложила Сестренка.
— Я и есть преподобный Шорт! — взвизгнул человек за дверью.
— Этого не может быть! — отрезала Сестренка.
— Ты, часом, не напилась, дорогая? — спросила у нее Мейми, направившись в комнату.
Аламена крикнула из кухни:
— Это, наверное, Джонни решил пошутить.
Мейми подошла к двери, отпихнула Сестренку и открыла дверь.
Через порог переступил преподобный Шорт. Он шатался, словно собирался вот-вот упасть. Его худое лицо с пергаментной кожей искажала гримаса ярости. За очками в золотой оправе полыхали огнем красноватые глаза.
— Батюшки светы! — ахнула Сестренка. Ее лицо посерело, глаза засверкали белками так, словно она увидела призрак. — Это и правда преподобный Шорт.
— А я что говорил! — прошипел тот.
Рот у него был как у зубатки. Заговорив, он обрызгал слюной Дульси, которая подошла и стала рядом с Мейми, положив ей руку на плечо.
