О втором рисунке я расскажу вам чуточку позже.
Я показала их Пятнице, когда мы были в саду.
- Посмотри на эти рисунки. Пятница, - молвила я, - а затем скажи, где правда? - Я показала первый рисунок. - Хозяин Крузо, - добавила я, указывая на человека с баками, - Пятница, - продолжала я, указывая на коленопреклоненную фигуру. - Нож, - молвила я и показала на рисунке нож. - Крузо вырезал у Пятницы язык. - Высунув язык, я показала, как его вырезали. - Это правда. Пятница? - настаивала я, пристально глядя ему в глаза. - Хозяин Крузо вырезал твой язык?
Возможно, Пятница не понимает смысла слова «правда», рассуждала я; тем не менее, если мой рисунок пробудит в нем воспоминание о том, что произошло, то, несомненно, хотя бы облачко омрачит его взгляд; ведь не зря глаза называются зеркалом души?
Но, уже начав говорить, я стала сомневаться. Потому что если в глазах Пятницы и промелькнет тревога, то это может случиться из-за того, что я выбежала из дому, потребовала, чтобы он посмотрел на рисунки, а этого я никогда раньше не делала. Рисунок сам по себе способен привести его в замешательство. (Разглядывая рисунок заново, я вынуждена была с огорчением признать, что он вполне мог изображать Крузо в качестве заботливого отца, протягивающего кусок рыбы ко рту ребенка-Пятницы.) А как мог он истолковать мои действия, когда я показала ему язык? Что, если среди африканских людоедов высунутый язык означает то же, что у нас протянутые для поцелуя губы? Разве вы не сгорите от стыда в такой ситуации, когда женщина показывает вам язык, а у вас нет языка, который вы могли бы высунуть ей в ответ?
Я показала ему второй рисунок. На нем тоже был изображен маленький Пятница со связанными за спиной руками и широко открытым ртом; тут, однако, человек с ножом был работорговец, высокий, чернокожий, в бурнусе, а нож имел форму серпа. Позади этого мавра виднелись африканские пальмы.
- Работорговец, - молвила я, показывая на эту фигуру - Человек, который ловит мальчиков и продает их в рабство. Твой язык отрезал работорговец, Пятница? Работорговец или же твой хозяин Крузо?
Но глаза Пятницы оставались отсутствующими, и я пришла в уныние. Кто может утверждать, что он не потерял язык в младенчестве, когда, например, обрезают еврейских мальчиков; а если так, то как может он помнить об этом? Кто докажет, что в Африке нет таких племен, где мужчины немы, а право речи предоставлено женщинам? Почему такое невозможно? Мир гораздо более разнообразен, чем мы себе представляем, - это один из уроков, которые я получила в Баия. Почему не могут существовать, плодиться и процветать такие племена и быть довольными своей судьбой? А если и был на самом деле мавританский работорговец с кривым ножом в руке, то похож ли мой портрет на того мавра, каким его запомнил Пятница? Разве все мавры высоки ростом и носят белые бурнусы? Выть может, мавр приказывал вырезать у пленных языки верному рабу, сморщенному старику в набедренной повязке? «Верно ли воспроизводит этот рисунок человека, который вырезал у тебя язык? - так ли понял Пятница сущность моего вопроса? И если так, то мог ли он не ответить мне отрицательно? И если язык ему вырезал мавр, то, возможно, он был выше или ниже ростом, был одет в черную или синюю одежду, а не белую, был бородат, а не гладко выбрит, держал в руке прямой нож, а не кривой и так далее.
