— Он был с ней, а потом, смотрю, идет один. Я увязался за вами и дал ему уйти! А, черт! — чертыхнулся он снова. — Ну, нет, я его еще догоню!
Махнув на Криницкого рукой, он повернулся и побежал по дороге обратно. Пистолет в кобуре, раскачиваясь, бил по его бедру. Его широкая спина растворилась в темноте, но еще долго было слышно, как он бежит вдоль края леса и как стучат его сапоги.
Криницкий продолжал стоять. Ему было ясно, кого хотел догнать Завойко. Из мастерской, через раскрытую дверь, Завойко увидел Устиновича и Елену Андреевну. Он не совладал с ревностью, выскочил и побежал за ними. Криницкий вспоминал его дрожь и его бешенство и не знал, что делать. Особенно почему-то не выходил у него из головы пистолет, болтавшийся у Завойко на ремне. Конечно, на аэродроме всегда все ходят с оружием, но теперь мысль об этом пистолете тревожила его…
И Криницкий решился. Он двинулся обратно за Завойко. Сначала он шел неторопливо, но чем дальше, тем сильнее становилась его тревога и тем быстрее он шагал. Он не знал, чем может кончиться встреча Завойко с Устиновичем, он ожидал чего угодно, самого ужасного. Он уже бежал, бежал во весь дух, и ветки в темноте хлестали его по лицу.
И вдруг услышал впереди голоса.
Он мгновенно замер, вслушиваясь и вглядываясь.
Завойко и Устинович стояли за большим черным кустом, который огибала дорога, и он налетел бы на них, если бы не остановился.
Слов Завойко Криницкий не разобрал. Завойко свирепо и невнятно гудел, угрожающе наступая на Устиновича, взмахивая руками.
— Зря. И все ты зря, — сказал ему Устинович ласково и безнадежно.
— Ну нет, не зря! — закричал Завойко. — Я не слепой, я все вижу, я все знаю! Нет, не зря!
— Зря, — повторил Устинович.
— Зря? Почему зря?
— Потому что она меня не любит, — сказал Устинович. — Ни вот столько. И не полюбит никогда.
Завойко замолчал. Долго молчал. Потом спросил:
— Правда?
— Правда, — ответил Устинович.
Он положил руку на рукав Завойко, и так, в молчании, они долго стояли друг перед другом.
— А меня она ненавидит! — сказал Завойко, и голос его дрогнул от боли.
— Неверно, — возразил Устинович.
— Нет, верно! — воскликнул Завойко. — Ненавидит! Как она со мной разговаривает!
— Простить тебе не может. Уверяет себя, что не может простить.
— Да что прощать! — воскликнул Завойко в отчаянии.
— Что ты ее вывез, а его не нашел.
— Но ведь ты-то все знаешь!..
— Я знаю. Только мы с тобой вдвоем и знаем…
— Ты ведь ходил со мной в лес и видел, что он мертвый сидел в самолете!
