— Она тогда мне отказала, разумеется. Заявила, что я слишком маленького роста. Велела приходить с таким предложением к ней через десять лет, когда подрасту. Сейчас мне кажется, что в тот день мое сердце было разбито и самолюбие унижено. Однако спустя краткий период горьких разочарований я таки сумел собрать из кусочков разбитое сердце и стал жить дальше.
— Нет, я спросила о вашей матери.
С лица Уэскотта неожиданно полностью исчезла его легкомысленная очаровательность. Остались одни лишь резко обозначенные черты, что придавало ему еще более непреклонный вид, чем ранее.
— Она умерла, когда мне исполнилось всего девять лет. После этого я стал жить у отца.
Саймон отвернулся и принялся нервно шагать по спальне. Очевидно, все его откровения на этом закончились. Задержавшись возле туалетного столика, он вытащил пробку из флакона с лавандовой водой и поднес к носу. Катриону внезапно охватила странная дрожь от вида сильных мужских рук, бесцеремонно обращающихся с ее вещами. Она представила, что эти ладони вот так же запросто могут гладить ее тело.
— Вы уверены, что придуманный вами план сработает? — снова заговорил Саймон, возвращая флакон на прежнее место и поворачиваясь к Катрионе. — Не проще ли мне испортить вашу репутацию каким-либо более простым способом? Я мог бы, например, послать в ваш адрес компрометирующее письмо с признаниями в любви. Или можно устроить так, чтобы нас застали целующимися где-нибудь в клубе «Олмак», да хотя бы за их пальмами в кадках.
— Мой дядя очень проницательный человек. Его обязательно надо убедить, будто от моей репутации остались одни обгоревшие угольки. Его предположений, что я веду себя не совсем прилично, тут будет недостаточно. Но если слуги засвидетельствуют, что я опозорена, то дяде ничего не останется, как позволить нам пожениться.
— А если он вздумает вместо этого меня застрелить? Катриона ответила с приятной улыбкой:
— Тогда мне придется подыскивать нового жениха.
— Ну, вы и бессердечная девица!
Уэскотт сердито посмотрел на хозяйку спальни, затем решительно пересек комнату и плюхнулся спиной прямо на постель. Его мужская фигура так трогательно смотрелась среди отделанных кружевом подушек и пухлых валиков.
Саймон заложил руки за голову и положил ногу на ногу, мрачно рассматривая деревянные стойки балдахина, нависавшего над девичьей кроватью.
— Мне трудно представить, как это меня будут судить за преступление, которое я не имел удовольствия совершить. — Он испытующим взглядом посмотрел на девушку из-под полу прикрытых ресниц. — Пока еще.
