— Что? Что? Что с тобой! — спрашивал я, стараясь заглянуть ей в лицо.
Но я уже и сам догадывался, в чем дело: он оскорбил ее. Воспользовался тем, что остался с ней наедине, и оскорбил. Как именно оскорбил, я представлял себе довольно смутно, но оскорбил, и она рыдает от оскорбления. И как я был прав, я с самого начала чувствовал, что он дрянь! Он нарочно послал меня за этими бильярдными шарами, чтобы остаться с ней наедине… О подлец! Нет, это даром тебе не пройдет!..
Гнев нарастал во мне. Никогда еще в жизни я не испытывал такого гнева… Сжав кулаки, я вошел в бильярдную.
Лева Кравец стоял, облокотясь о бильярд с самым небрежным видом.
— Принес? — спросил он меня.
— Что вы сделали с Варей? — спросил я.
— Я? Ничего. Не принес?
— Врете! Она плачет. Что вы с ней сделали?
Он усмехнулся.
— Подумаешь, недотрога! Пора привыкать.
— Теперь я буду вас бить, — сказал я. И шагнул к нему.
Он попятился.
По лицу его я с удовольствием увидел, что он испугался. Он отступал передо мной вдоль бильярда. Так мы прошли мимо средней лузы.
Я прыгнул вперед.
Он нагнулся и юркнул за угол бильярда. И я понял, что он сейчас обежит бильярд кругом, выскочит у меня за спиной в открытую дверь и уйдет.
Я стремительно кинулся к двери и опередил его. И опять мы стояли на прежних позициях: я — возле двери, он — у бильярда. И опять все повторилось: я погнался за ним, он побежал вокруг бильярда, и я вынужден был вернуться к двери, чтобы не дать ему уйти.
Неудача накалила мой гнев, я кипел и задыхался. А Лева Кравец, поняв, что поймать его нелегко, смотрел на меня уже бесстрашно. Он стоял у дальнего угла бильярда и попрыгивал то вправо, то влево, готовый бежать к двери, с какой бы стороны я к нему ни кинулся.
Я решил, что он дразнит меня. И бешенство мое дошло до предела. Я внезапно вскочил на бильярд.
Он растерялся и побежал. Но бежать он мог только мимо бильярда. И я прыгнул на него сверху.
Он увернулся, но я успел ухватиться левой рукой за рукав его куртки. Чтобы освободиться, он укусил мою руку. Но я в пылу даже не почувствовал боли, а бил его, бил кулаком по чему попало, чувствуя, как он оседает под моими ударами.
Потом мне вдруг стало противно. И я отпустил его.
Он прислонился к стене. Шатаясь, побрел к двери.
— Хорошо! — сказал он угрожающе. — Хорошо же! Еще посмотрим! Хорошо!
Он прошел мимо Вари, стоявшей в дверях, и ушел.
Я впервые взглянул на Варю — впервые с той минуты, как увидел ее плачущей. Она больше не плакала, но на щеках ее еще были заметны дорожки от слез.
