«Если», 2003 № 10 | страница 30



— Чего он хочет, этот Вишняков?

— Того же, что и я. Понять, что тут происходит. Да ты не бойся, тетя Аля, тебе-то какое дело? Не ты же эти опыты проводишь…

Адька-Адлер без приглашения сел. Мальчик и девочка отступили подальше, глядя на незваного гостя с подозрением. Только что они цветными мелками рисовали на доске квадраты и треугольники, выстраивали какой-то геометрический мир. Адька-Адлер вспомнил: он тоже любил рисовать такие штуки…

— А тебе чего нужно? С тобой-то все в порядке! Вон — и курточка, и часики! Наверное, свои десять тысяч в месяц имеешь?

Юношу поразило лицо женщины — раньше оно не было таким тупым! И голос тупым не был. Как будто за время их разлуки кто-то отсек у нее все высшие потребности и оставил примитивные — сосчитать деньги, купить еду и съесть ее, накормить зрение цветными шевелящимися картинками и напичкать мозги примитивными сюжетами, выстроенными так, чтобы в нужную минуту слиться с красавицей-актрисой и отдаться красавцу-актеру.

— Тетя Аля, ты что? Ты не знаешь?

— Чего не знаю?

— Что это скоро кончится.

— Ничего я не знаю!

Она отгородилась, понял Адька-Адлер, она просто не хочет знать и сама опустила себя на этот тупой уровень, иначе и спятить недолго!

Но все оказалось куда хуже…

По молодости Адька-Адлер еще не знал, как яростно человек борется за свое право не видеть дальше собственного носа. Потому что если заглянуть — не обрадуешься.

И чем ниже человек сам себя опускает, тем сильнее злость, направленная на тех, кому незачем таким способом обороняться от жизни. И у него возникает совершенно естественное желание — наказать! проучить! отомстить! унизить! всех сразу!

Там, где в последнее время трудился Адька-Адлер, была, понятное дело, своя грызня, был свой допустимый уровень тупости, но он в силу своей одаренности чисто математического направления этого или не чувствовал, или не обращал внимания. Накопить же обычный жизненный опыт он просто не мог — не имел такой возможности.

И он попытался расспросить женщину о подробностях, но тетя Аля отсекла не только будущее, она и прошлое отсекла, она оставила себе только сегодняшний день, который был для нее, беспредельно одинокой, все-таки счастливым: она выносила и растила дитя, которое стало ее прямым продолжением, и знала, что бледненькая рыжая девочка — это она сама.

Женщина в воображении своем уничтожила границу между собой и этим ребенком, она перетекала в ребенка, она учила «дочку» тому, чему не научили ее — бессловесную рыжую Алку, чьей фамилии никто из первоклашек даже не мог выговорить, с того и началось…